Инкуб

 - Потому что ты не можешь просто жить, как нравится мне. Тебе нужен смысл. Это и есть твоё потайное дно – то, что ты открываешь в себе, странствуя по чужим шкатулкам. Этим и отличаемся мы с тобой. Я пытаюсь бежать, хочу столько успеть, верю в то, что жизнь – как бурная река, спускающаяся с вершин, и никто в не силах остановить её поток – но в своём вечном течении она одинаковая, застывшая в неизменном движении. Ты же переменчив, как огонь, и ты не боишься идти – не страшишься остановиться. Ты сам способен в любой момент остановить время, подумать, и вновь завести. Я же избегаю раздумий – пугаюсь остаться наедине со своими мыслями: снова стать той маленькой девочкой, что была когда-то, снова почувствовать себя ранимой, человечной. Нет, это не для меня. Я решила жить полным ходом. Развесив грудь, раздвинув ноги – так я по-своему помогаю тем, кто слабее меня. И пока я играю роль Жизни – у них есть шанс понять, что такое на самом деле жизнь, какой она может быть у них. А если прекращу – конец.

 Задумавшись, Инкуб попытался нащупать своё «потайное дно».

 Зачем он бросил вызов Совету? Ради чего он ввязался во всё это? Ради того, чтобы разобраться? В Городе? В себе? Или в тех, кто в нём не нуждался и не просил его помощи и заступничества? 

 Его вмешательство не избавило от смерти Поля, не уберегло Шейди. И в какой-то степени ему было всё равно, но боль внутри напоминала о «потайном дне», и он злился на то, что не остался в стороне – что не остался просто Наблюдателем. Но, несмотря на всю боль, он понимал, что не способен мириться с тем, что видит. И мёртвые, что стояли у него за спиной – погибли не зря. В этом был смысл. Тот самый смысл, который был ему необходим, чтобы жить. Иначе – конец.

 The end of laughter and soft lies
 The end of nights we tried to die
 This is the end[82]

 ***

 Рассветные сумерки накрыли некрополь густым серо-лиловым дымом. Здесь в глубине усыпальницы дремал Надзиратель – древний ужас, заключённый в недрах Города, скрытый от мира, непонятого и непринятого им. Вокруг он видел лишь пустоту, переросшую в неистовую агрессию и, как Инкуб, не признавал власти над собой.

 Он лежал, заключённый во мрак и неведение, не слыша голоса улиц, не чувствуя ветра, шелеста листьев, капель дождя. Его мир, словно чёрный лист пепла, поглощал свет и цвет. Словно высохшее дерево, он жаждал крови, способной вдохнуть в него жизнь. Но умирал, вновь и вновь, в безликом неведении.

 Надзиратель давно оглох и почти ослеп. Он не чувствовал запахов, забыл вкус боли. Но он знал – есть тот, кто даст ему слух, чьи глаза раскроют веки, чьи чувства вернут его к жизни. И сердце, или то, что было вместо него, начинало биться – медленно, рваными ритмами – словно неподалёку был тот, кто пробудит его – Надзирателя огненных душ… 

 Медленно, тяжело отворился вход в усыпальницу. Сухие листья ворвались внутрь, неся за собой дымку света и запах сырых мостовых, чёрных шипов над бурлящей, кипящей Невой.

 _________

Мастер

 _________

 - Так-так, почти готово. Ещё вот эту маленькую деталь, и… - в маленьком магазинчике-мастерской, больше похожей на старый подвал, заиграла мелодия музыкальной шкатулки. 

 - Луис! Ты слышишь?

 - Да, Мастер! Прекрасная мелодия!

 - Сегодня мы сделали её вечной.

 Старик, опираясь на трость, с улыбкой смотрел на своё новое творение, вспоминая те времена, когда он был молод и мог танцевать. Он был готов слушать эту мелодию вновь и вновь. Похожая на перезвон колокольчиков судьбы, она рассказывала ему о девушке, упавшей с небес. Возможно, об ангеле. Но старику казалось, что этой мелодией записана история любви и тяжёлой потери. Словно кто-то создал её не из нот, а из частичек своей души.

 Случайно, во время своих путешествий по Европе, Мастер услышал эту мелодию в одном из вечерних переулков таинственного Лондона. Он искал, но не мог найти, откуда движется звук. Наверное, он происходил из окна одного из домов – тихо играла челеста, а вместе с ней – плавная скрипка, словно успокаивавшая плач колокольчиков судьбы. И, не в силах позволить себе потерять столь прекрасную мелодию, Мастер записал её в нотах, чтобы потом сотворить одну из самых пронзительных и близких сердцу шкатулок, когда-либо выходивших из-под его старательной руки.

 Но вдруг, он вздрогнул. Ему показалось, что он снова там – на улицах Лондона. И снова мелодии подыгрывает тихая скрипка – яркая вальсирующая кисть, рисующая небо мечты над головой.

 - Мастер! Вы слышите? За дверью – кто-то играет на скрипке!

 И в точности то, что я слышал когда-то… Неужели это Он…

 Незнакомец в шляпе играл, прислонившись к стене возле двери в «Магию Музыки». Редкие прохожие останавливались, чтобы послушать его, даже бросали монеты, и шли дальше, утягиваемые в омут повседневности. А он, беспечный Наблюдатель судеб и путей, глубоко погрузившись в себя, вспоминал тот вечер, когда сочинил «Сломанные Крылья»[83]. Последний раз он играл эту мелодию вместе с Лилль перед тем, как она уехала, решив, что готова идти своей дорогой.