Инкубус

Поднялись с дивана, держась за руки. Кадри обняла, потом повернула от себя, подтолкнула ладонью между лопатками – иди. Андрей подхватил чемодан и, не оборачиваясь, вышел из дома.

Машина с безмолвным Алеко за рулем плавно катила в аэропорт Самуи.

– Пап, когда прилетим?

– Через сутки. Может, позже.

– Так далеко?

– Нет, просто долго. Три рейса, две пересадки.

– Ну ладно. Я кино накачал. А там розетки есть, если планшет сядет?

– Есть, не волнуйся.

– А я и не волнуюсь.

В аэропорту тихо сказал Алеко, выгружавшему чемоданы: жди. Тот кивнул.

– На Бангкок – седьмая стойка! – Джон оторвал взгляд от табло и бодро покатил чемодан за собой.

– Джон, остановись, – догнал его голос отца.

– Что? – обернулся Джон.

– Остановись. Нужно поговорить.

– Сейчас? Давай зарегистрируемся, потом поговорим, – Джон снова двинулся в сторону стойки.

– Джон, стой.

Андрей, повернувшись, зашагал к кафе в центре зала. Джон, недоумевая, поплелся следом.

– Мороженого хочешь?

– Нет.

– А что хочешь?

– Ничего.

– Ну как знаешь.

Андрей заказал кофе и виски.

– Джон, ты не летишь.

Сын молчал. Ни укора, ни упрека, ни даже вопроса. Просто молчал, и всё.

– Ты не летишь. Я так решил.

– А раньше не мог сказать?! – глаза Джона предательски заблестели, щеки возмущенно запылали пунцовым.

– Я не был уверен.

– А теперь уверен, да?

– Теперь уверен. Послушай меня, Джон. Внимательно послушай. Я сейчас все тебе объясню. Не только тебе, но и себе.

В горле пересохло. Андрей глотнул виски.

– Мы с тобой всего лишь люди. Мы не Программисты. Ни ты, ни тем более я. Я отдаю себе отчет в том, зачем ты и такие, как ты, пришли сегодня в наш мир. И понимаю не просто как твой отец, нет. Понимаю как человек, много лет назад добровольно согласившийся полностью изменить свою жизнь, да что там свою – жизнь всей семьи, жены и ребенка – вас, кого я люблю больше всех на свете, люблю больше жизни; изменить жизнь ради дела, на какое, по большому счету, и жизни не жалко. Я понимаю, кто вы – ты и такие, как ты. Я все понимаю. Я знаю, что вы – следующее поколение, и что без вас никакого завтра не наступит.

Андрей замолчал. Джон впервые видел отца таким – одновременно взволнованным, предельно искренним и столь же несчастным.

– Но я ничего не могу и, главное, не хочу с собой поделать! Ты и мама – вы всё, что у меня есть, всё, ради чего я живу. И я не могу рисковать вами – ни тобой, ни мамой. Я не знаю, куда я сейчас еду. Я не знаю, что меня ждет. Поэтому я лечу один.

– Папа, может, ты все же изменишь решение?

– Нет, не изменю. Потому что знаю – ты на моем месте поступил бы точно так же.

Джон смотрел на дрожащие от волнения руки отца и с неизбежностью понимал – отец прав, во всем прав. Во всем, что сказал.

– Вот послушай, Джон. Всего два вопроса. Два проклятых вопроса. Ответь мне. Только ответь честно. Вопрос первый. Сколько тебе лет?

– Ты же знаешь. Двенадцать.

– Тебе еще как минимум шесть до совершеннолетия. И будь ты хоть семи пядей во лбу, ответственность за тебя сейчас лежит на мне и на маме. Я что-то не то говорю?

Джон не ответил.

– Теперь вопрос второй. Кто в нашем роду старший мужчина?

– Ты, папа, – на этот раз возможности промолчать у Джона не было.

– Сколько мужчин в нашем роду?

– Двое, папа.

– Ты считаешь, правильно рисковать сразу обоими?

Джон сосредоточенно скреб пальцем поверхность стола.

– Нет, папа.

– Ты понял мое решение.

– Да, понял.

– Ты передо мной отвечаешь за маму.

– Да.

– Я вернусь. Ты повзрослеешь. И тогда все будет иначе.

– Хорошо.

– Поезжай домой.

Джон медленно, шаркающей походкой, пошел к выходу. За собой он катил чемодан, с глухим стуком то и дело попадая по нему пятками. Совсем как мать – не держит спину. Андрей поднялся из-за стола, посмотрел в сторону стойки регистрации. Джон бросил чемодан посреди зала, стремительно вернулся, порывисто обнял, отпустил, на ходу подхватил чемодан и скрылся за раздвижными дверями.

Док, как было условлено, ждал на эстакаде на втором этаже ларнакского аэропорта рядом с входом в зону вылета.

– Что-то ты совсем налегке.

– Омниа меа мекум порто[58].

– Тоже правильно.

Выглядел Док невесело. Впрочем, я на его месте тоже вряд ли стал бы устраивать ритуальные пляски радости. И еще, отчего-то всплыла фраза – «ты туризм с эмиграцией не путай». Все так же сияющий фиолетовым металликом Росинант дожидался в дальнем углу стоянки.

– Он у тебя вечный, что ли? – удивился Андрей.

– Да нет, просто крепкий попался. Хотя, иногда думаю – а ведь и меня переживет.

– Куда едем? В Пафос?

– Нет, в Кампос Тсакистрас.

– Это где такое?

– Сто тридцать километров. На горе, в лесу. Рядом с границей. Там зимой снег выпадает.

– Никогда не слышал.

– Уединенное место. Деревня, сто человек населения. Туристы не мешают. Тихо.

– И чего там?

– Я дом купил. Старый, лет сто, может и больше. С большим сараем. Как раз то, что нам надо.