― Когда пожар случился, мы только через несколько дней от соседки бабы Раи узнали, что ты на пожарище был на следующий день. Почему не зашёл к нам? Разве мы чужие люди? Ты понимаешь, что думали о тебе? ― Максим выдержал паузу, не дождавшись ответа, продолжил. ― Появился утром после ночного пожара, до этого избил отчима и с ИВС отправился в горячую точку. Не попрощался ни с кем. Катька знать ничего о тебе не знала. В посёлке долгое время разговоры были, что это ты дом поджёг! Что крыша у тебя съехала после войны: вернулся, отомстил.
Мирон молча открыл новую бутылку. Облокотился на стол, наклонился, лбом опираясь о сложенные кулаки. Из глаз текли слёзы. Он так ждал этой встречи, так хотел найти своих друзей. Друзей, которые готовы простить ему подозрения в убийстве своих родителей. Слова Макса, словно нож в спину, остриём вонзились в душу. Друг ли он им? Мужчина поднял голову вверх, выдохнул. Скулы напряжённо сжались.
― Продолжай!
― Хорошо, я продолжу. Мы с ребятами не верили в то, что ты мог это сделать. Доказать не могли. Ты бесследно исчез, по делу договорились, чтобы записали, как несчастный случай. Денег заняли: пожарным, участковому дать.
― А, так ты за деньгами? Скажи сколько? У меня есть, я отдам!
― Мирон! Дослушай до конца.
― Макс, если я должен что-то вам, я отдам! ― Мирон не хотел слушать больше об этом. ― Спасибо, что прикрыли. Вы, же поверили в то, что это мог сделать я?
― Мирох, мы тебя знали. Тебя, до всей этой истории. Мы верили, что это не ты! Дело замяли. Только через полгода местная фельдшер рассказала, что Катька пришла к ней через три месяца после того, как тебя забрали. Договорилась найти врача, чтобы аборт по-тихому сделать. Сделать-то сделали. У неё осложнения начались и в больницу положили её. Отец Катькин узнал причину госпитализации. Накануне пожара баба Рая видела, что он приходил к вам домой. Сначала пили они с отчимом твоим, потом под утро громко спорили. Вот и получается, вроде бы как тебя сокрыть хотели от тюрьмы, а в итоге другого отмазали. Семья Катьки из посёлка уехала почти сразу после пожара. А ты знал, что она беременна была?
― Не знал, Макс, да и не мог знать. Не было у меня с ней ничего.
― Во дела… А от кого тогда? ― Макс, постукивая себя кулаком по подбородку, смотрел в сторону. ― Налей, накатим!
― Прошлое это всё. Моя совесть чиста! Знал бы, что в преступниках хожу, сам бы явился. Денег-то сколько? ― Мирон подошёл к сейфу. ― Говори! Вам свои семьи кормить надо.
Положил перед Максом три запечатанные банковские пачки:
― Это тебе и ребятам, спасибо передай! Не знал, что таким в посёлке меня люди помнят. Вот и получается: бежал от боли воспоминаний, а считали, от правосудия скрываюсь. Я домой возвращался вас повидать, мать обнять. А когда вышел с поезда, встал на пепелище, оглянулся вокруг. И пустота! Выть хотелось, землю грызть! Понимаешь, Макс. Пус-то-та! Жизнь моя, она ведь такая же, как то пепелище была. Что толку, что прошёл я на войне, если деть себя некуда? Я и сейчас-то засыпаю только либо под этим… ― Мирон поднял бутылку, встряхнув содержимое. ― Либо на таблетках. Иногда вспоминаю ветер в поле, мы бежим за воздушным змеем и такой простор вокруг! От этого немного хоть отпускает.
― Да, брат! Кто ж знал, что так оно сложится? Может, жениться тебе надо?
― Мои подружки ‒ пиявки да лягушки. Помнишь мультик про водяного? ― ухмыльнулся Мирон.
― Что, совсем нет нормальных баб что ли? ― Макс уводил разговор в другое русло, понимая, что задел за душу друга.
― Есть, могу хоть сейчас вызвать. Тебе какую: мулатку, азиатку?
― А любовь как же?
― Не верю я, Макс, в любовь. Мне хватило!
― Не, Мирон. Ты не прав! Знаешь как оно: домой приходишь, уставший и вроде как сил нет, в мазуте весь, руки сводит от боли. А встретит она, прижмётся, детишки выбегут, и сразу нет той усталости. Смысл жизни возрождает.
― Рад, что у вас всё хорошо! Давай за твою семью выпьем и за ребят!
Мужчины выпили, за окном забрезжил рассвет. Макс посмотрел на часы.
― У меня поезд через три часа, сколько до вокзала ехать?
― Какой поезд? Оставайся, поживи, я тебе билет обратно куплю. Город покажу, купишь семье своей подарки. Как там раньше: куклу дочке, жене платок.
― Не, я домой. Работа у меня. Мне ребята не простят, если я не узнаю, куда ты после посёлка исчез. Рассказывай!
― Только если ребята не простят. Так уж и быть. А до вокзала, я с тобой на такси поеду и провожу. Давно не смотрел вслед уходящему поезду.
Знахарь