Инквизитор

Раймон, казалось, был несколько сбит с толку таким поворотом в нашем разговоре. Как я и ожидал, это отвлекло его от размышлений о том, должен я или не должен снова допрашивать Бруну д'Агилар. Он захлопал глазами, разинул рот и прохрипел что-то нечленораздельное.

— Вы помните? — настаивал я. — Он попросил вас проверить в библиотеке епископа наличие обеих копий. Вы сделали, что он велел?

— Да, отец мой.

— И обе копии находятся там?

— Нет, отец мой.

— Только одна?

— Нет, отец мой.

—  Нет? — Под моим пристальным взглядом он неловко заерзал. — Что значит «нет»?

— Т-там вообще их не было. Ни одной.

—  Вообще? Вы хотите сказать, что обареестра исчезли?

— Да, отец Бернар.

Какими словами мне выразить мое изумление? Мое недоверие? Воистину, я уподобился народу Исаии, что слухом услышал, но не уразумел.

— Не может быть! — воскликнул я. — Вы уверены? Вы искали?

— Отец мой, я ходил туда и искал.

— А вы хорошо искали? Вы должны поискать снова. Идите в библиотеку епископа и ищите.

— Да, отец Бернар.

— А если не найдете их там, я сам поищу. Я попрошу у епископа объяснений. Это очень важно, Раймон, мы должны найти эти реестры.

— Да, отец.

— Вы докладывали отцу Августину? Нет? Как нет? Почему нет?

— Отец Бернар, но он же погиб! — Раймон начал взволнованно оправдываться. — А потом вы уехали в Кассера! Я и забыл! А вы так и не спросили!

— Но почему я должен был спрашивать, когда… Ну ладно уж, — я махнул рукой, чтобы он успокоился. — Идите. Идите и разыщите их. Сейчас. Отправляйтесь!

— Святой отец, я не могу. Сейчас… я…

— Он будет нужен отцу Пьеру Жюльену на допросе, — вмешался Дюран.

— Когда?

— Очень скоро.

— Тогда вы замените его, — сказал я Дюрану. — А вы, Раймон, вы идите. Я хочу, чтобы вы проверили каждый реестр в библиотеке епископа. Вам понятно?

Раймон кивнул. Он ушел, все еще сам не свой, а я остался выслушивать претензии Дюрана. Он не обрушил на меня поток громогласных жалоб, как сделал бы при подобных обстоятельствах Раймон. (Я вообще был удивлен тем, с какой готовностью Раймон выполнил мое приказание, которое наверняка причинило ему массу неудобств.) Наоборот, недовольство Дюрана обыкновенно выражалось в молчании, которое могло быть весьма красноречивым.

Однако на этот раз его несогласие выразилось в словах.

— Отец Бернар, должен ли я понимать, что отец Пьер Жюльен угрожает вздернуть заключенных на дыбе?

Это был не столько вопрос, сколько протест. Я понял, что он пытался сказать.

— Мы можем только надеяться, что одной угрозы будет достаточно, — отвечал я.

— Отец мой, простите меня, но вы, возможно, помните, что когда я дал согласие сотрудничать со Святой палатой…

— Вы поделились некоторыми своими чувствами. Да, Дюран, я очень хорошо это помню. И вы, вероятно, заметили, что когда вы работаете со мной, то я не оскорбляю ваших чувств. К несчастью, теперь вам приходится работать с отцом Пьером Жюльеном. Если вы не одобряете его методов, тогда я советую вам просто смириться, как сделал я.

Наверное, я был слишком груб и прямолинеен. Я, конечно, давал выход своему собственному гневу, ища облегчения сердцу, обремененному печалями. Повернувшись, я ринулся вниз по лестнице к своему столу, где стал копаться в поисках бумаг отца Августина. Однако я догадываюсь, что вы, возможно, не понимаете подоплеки моих действий. Вы, возможно, забыли, что Бруна д'Агилар не была последней из подозреваемых отцом Августином в подкупе отца Жака. И вообще — вели ли вы подсчеты?

Олдрик Каписколь уже умер. Раймону Мори вынесли приговор. Бернар де Пибро голодал в заключении. Эмери Рибоден нашел способ избежать суда. Поступок Бруны д'Агилар подвергся тщательному расследованию. На подозрении оставалась только Петрона Капденье.

Ей ставилось в вину, — на основании показаний одного совершенного, допрошенного отцом Жаком, — что она кормила этого совершенногои давала ему кров. Подобно Олдрику, она согрешила задолго до появления в Лазе отца Жака. И все же, при том что реестр с признанием Олдрика (весь замасленный и испещренный пометами) находился среди бумаг отца Августина, я не нашел реестра, содержавшего показания Петроны или вынесенный ей приговор. Очевидно, отец Жак не приказывал ее арестовать — и если причиной явился тот факт, что она уже была осуждена ранее, то доказательств тому, кажется, не существовало.

Вспомнив, как отец Августин искал недостающий реестр, я подумал, что там могут быть записи по делу Петроны Капденье. Этот вывод подсказывала одна помета, сделанная рукой отца Августина на полях показаний совершенного, о котором я упоминал выше, где он написал дату и имя прежнего, давно покойного инквизитора Лазе. Очевидно, отец Августин заключил на основании имевшихся у него сведений, что ему следует проверить реестры, относящиеся к тому времени. И он конечно же искал эти реестры. И то обстоятельство, что ни одного из них не было среди его бумаг, означало, что либо поиски упоминаний о Петроне Капденье в этих реестрах не дали результатов, либо реестр, где они содержались, исчез.