Инквизитор

И тут даже он понял, что переборщил. Он замолчал. Все это происходило в донжоне, переполненном людьми. Здесь были и стражники, и дворовые. Люди собирались, чтобы посмотреть на скандал. И все слышали слова юного Гирша. Теперь они ожидали, что будет. Если бы все это было сказано наедине, возможно, Гиршу бы сошло с рук, он отделался бы парой оплеух и двумя-тремя ударами палки, но теперь так просто закончить дело Волков уже не мог. Солдат указал на Гирша пальцем и произнес:

— Стража, взять его.

Повторять было не нужно. Двое стражников тут же вскочили из-за стола, схватили мальчишку, выломали его руку, согнули. Возница, что привез Гирша, попытался было вступиться за господина, но еще один стражник не милосердно ударил его древком копья в лицо. Тот свалился на пол.

— Гой, вор, свиноед, — кряхтел Гирш, когда стражники крутили ему руки.

— Сержант, у тебя кнут готов? — Спросил Волков.

— Как всегда, господин, — отвечал сержант Удо.

— Десять раз ему будет мало, давай пятнадцать, на площади.

— Ублюдок! — Завизжал Гирш.

— Двадцать, — добавил Волков. — А гавкнешь еще что-нибудь — получишь клеймо на морду.

Гирш пытался посмотреть на солдата и, увидев его ледяное лицо, понял, что тот не шутит. Больше ничего не сказал. Сержант и стражники выволокли мальчишку из донжона.

— Может, нужно было его в подвале подержать? Он и успокоился бы. — Предложил Крутец. — А так мы с ним строго.

— Мы с ним слишком мягко, — сквозь зубы отвечал солдат. — Надо было ему язык отрезать, но сегодня я очень милосерден. Потому что скоро меня посвятят в рыцари, и я не хочу омрачать праздник дерьмом и кровью этого животного.

— Поздравляю вас, господин коннетабль, — сказал Крутец. — Вся Рютте ждет вашего повышения.

— Раз вся Рютте ждет, — произнес Волков, подумав, — значит, у всей доброй землю Рютте будет праздник. Мы устроим фестиваль для мужиков. Я устрою за свой счет.

— Зачем? — Удивился управляющий. — Они вас и так боготворят, вас все любят.

Он не знал, что солдат, возможно, скоро станет не только рыцарем, но и господином Малой Рютте. Если, кончено, барон отдаст Ядвигу за солдата. И Волков хотел, чтобы мужики со всей округи, особенно свободные, знали о нем, как о щедром и добром господине. Все это солдат не стал объяснять управляющему, а просто произнес:

— Парка коров на жаркое, пять свиней, два десятка куриц, пуд сыра и пуд колбасы, пять бочек пива и браги, детям пряники, незамужним девкам ленты. Подготовьте все это к следующему воскресенью.

— Господин коннетабль, фестиваль талеров на пять получается, — чуть замялся управляющий. Сейчас в казне нет денег. Я мужикам за рубку леса дал, кузнецу за скобянку, все деньги на новый трактир идут.

— Вы, что, не слышали? Я же сказал, за мой счет.

Глава двадцать третья

Агнес стала много спать. После того, как она заглядывала в шар, девочка шла в людскую, и, не поев, ложилась спать. Спала долго, могла лечь днём и встать только утром. И ни клопы, ни блохи, что докучали другим, её не беспокоили. Волков велел её не трогать. А дворовые не могли понять, зачем коннетаблю эта косоглазая замарашка, ведь работать, она не работала, да и для постельных утех вряд ли годилась. Уж больно неказиста и костлява была.

Посыпаясь, Агнес долго молилась, потом ела — много и жадно, всё, что не дадут, иногда тихо разговаривала с коннетаблем, который задавал ей только один вопрос: как найти вурдалака?

— Ведьма звала его господином, — говорила Агнес.

— Ты мне это уже говорила. А где она сама, знаешь?

— Нет, знаю, что далеко. Не вижу её и не слышу.

— Ушла, значит, — задумчиво произнес солдат, — может, и господин её ушел?

— Может, — девочка пожала плечами.

Волков видел, что почему-то девочка не любит рассказывать о том, что видела в шаре. Каждое слово приходилось тянуть из неё клещами. Наверное, потому что, девочка стеснялась, по этому, он и не позволял ни кому присутствовать при этих разговорах, кроме монаха. А монах сидел рядом и слушал. Он всегда молчал, когда коннетабль говорил с Агнес. А на этот раз он произнес:

— Значит, мы больше ни кого не знаем, кто мог бы знать, где прячется вурдалак?

— Я не знаю, — сказала Агнес, — шар не показывает.

— А как же вы узнали про ведьму, до того, как к нам попал шар, — продолжал спрашивать монах.

— Сыч видел, как её сынок принес письмо трактирщику, а трактирщик написал письмо в замок. Видимо, к молодой госпоже.

— А шар не говорит о госпоже Хедвиге ничего? — Не отставал брат Ипполит.

— Говорит, — недовольно ответила Агнес. — Говорит, что наш коннетабль мечтает о её заднице.

— Что? — Волков нахмурился и глянул на девочку.

— Стекло говорит, что вы и во сне, и наяву алчите госпожу Хедвигу, — сказала Агнес.

— Прикуси-ка язык, — сказал Волков. — Разговорилась.

— А ещё что шар говорит про неё? — продолжал монах.

— Больше ничего, — ответила девочка.

— Я не алчу госпожу Хедвигу, — сказал солдат.

— Мне и монаху можете врать, — резонно заметила Агнес. — Да и себе можете врать, а вот стеклу вы не соврете! Вы о ней всё время думаете. И про приданное думаете. У вас все мысли только, что мертвеца поймать и на ней жениться.