— Это же чушь. С ним могло произойти что угодно. Может быть, самый банальный случай. Упал, потерял сознание. Лежит в Склифе и не помнит, кто он такой.
— Проверены все больницы и морги. Обнаружена только его машина. Стоит целая и невредимая возле дома.
— Зачем эта командировка за рубеж?
— Если Винера взяли те, кого мы ищем, то следующий на очереди ты.
— Сколько займет выяснение обстоятельств?
— Этого тебе никто не скажет.
— Когда он пропал? И пропал ли вообще? Вчера мы расстались где-то около пяти.
— Он пропал между шестью и семью вечера.
— Откуда это известно?
— Каждый час он связывается с институтом. В семь вечера связь не состоялась.
— И что?
— Его сразу же начали искать.
— Хорошо. Я все понял. Передай Коту, что я поеду в Милан, если уж он так настаивает на моем отъезде.
— Какому Коту? — в ее лице впервые появилось что-то вроде удивления.
— Я имел в виду, Главному.
Марина вышла, а я набрал номер Гусенко. Мобильный не отвечал. Я позвонил ему в офис. «Владимир Александрович уехал в командировку в Америку. Будет через два месяца», — любезно сообщила мне его секретарша. Это меня сильно удивило, потому что два дня назад ко мне на квартиру приезжал Рощин, который сообщил мне, что Гусенко зарезервировал на сегодня кофейный зал. Я набрал служебный телефон Рощина.
— Алло, — раздалось в трубке.
— Можно попросить Сергея Николаевича.
— Его не будет.
— Сегодня?
— К сожалению, совсем.
— А что случилось? Он у вас больше не работает?
— Он вчера погиб в автомобильной катастрофе. А кто это?
Я повесил трубку. Итак, сюрпризы сыпались один за другим. Я был настолько ошарашен, что в душе даже не ощутил чувств, которые должны появиться у каждого нормального человека, когда он узнает о смерти хорошего знакомого. Внезапно мне вспомнилось поведение Вельзевула, когда я вернулся домой после первого посещения клуба. Он волновался тогда так, как если бы в квартире был чужой. Рощин погиб на следующий день после того, как приехал ко мне на квартиру и сообщил мне информацию о «друзьях». Ясно. В тот вечер мне в квартиру засунули «жучка». Ну, надо же быть таким идиотом, чтобы не сообразить, что, если уж они строили относительно меня какие-то планы, то прослушка была неизбежна. В офис у них возможности проникнуть нет. Об этом позаботился Баранов. А вот квартиру оборудовать — только подозрения вызывать. Это и стоило жизни бедолаге Рощину. (О том, что мне это тоже может стоить жизни, я в тот момент как-то не сообразил). Анализируя все это, я почувствовал холодное бешенство. Как полгода назад. Я снова был бойцом ГОН. «Да, — усмехнулся про себя, — вы ребята умные. И те, и другие. Но вы никогда не сможете предусмотреть все. Как это сказал тот дядя в кофейном зале? На каждую кодировку есть удавка». Я сел за стол, взял лист бумаги и начал писать:
1. Гусенко
2. Новиков
3. Белкин
4. Эдуард Валентинович и его сотрудники…
Набралось пятнадцать фамилий, преимущественно членов клуба. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», — сказал я вслух, стараясь сделать свой голос ласковым, как у Николая Ивановича. Затем нажал кнопку селектора и таким же ласковым голосом сказал: «Вызови-ка ко мне Богданова, моя прелесть».
Должен сказать, что за исключением приведения в исполнение смертного приговора в соответствии с только что составленным списком, у меня не было никакого плана действий. Я теперь отрезан от «Центра», и Баранов уже не будет присылать мне информацию. Но у меня есть ниточки. И самая первая — это институт Эдуарда Валентиновича. Если Богданов сумеет провести меня в институт и захватить Любимова или хотя бы одного из его ассистентов, то я узнаю массу интересных, а главное, полезных вещей.
— Вызывал, начальник? — в дверях стоял Богданов.
— Проходи. Садись.
Баранов сел за журнальный столик и сразу же вынул из папки и разложил какие-то чертежи. Я вышел из-за стола и сел напротив него.
— Дела принимают нешуточный оборот, — сказал он очень серьезно. — Твоего советника вчера взяли.
Он внимательно посмотрел на меня и с удовлетворением убедился, что я очень удивлен. Он только не знал, что удивлен я не пропажей Винера, а тем, что ему это известно.
— Откуда ты это знаешь?
— Ты же сам велел понаблюдать за ним. Два моих рекса его пасли круглосуточно. Я ведь был уверен, хоть ты и не говорил этого, что Винер под подозрением.
— И что?
— Его взяли вчера в восемнадцать тридцать пять возле его дома, когда он вылез из машины.
— Это твои рексы видели?
— Конечно.
— Почему же они не воспрепятствовали этому?
Баранов засмеялся с явным превосходством:
— Потому, что у них был приказ наблюдать, а не защищать. — Откуда они знали, кто его берет. Ты сам виноват. Должен был сказать, что его пасут.
— Как его брали?
— Молниеносно. Работали профессионалы. Я только сейчас понял, почему ты так настаивал на проникновении в институт.
— Какая между этими событиями связь?
— Его увезли на черной «Волге» номер В-666–00. Это была одна из машин, которые сопровождали тебя, когда ты ездил в институт.
— Кому принадлежит машина, узнал?
— Конечно. «Волга» принадлежит охранному агентству «Дикий гусь».