В шесть утра уже были на месте. Заезжаем во двор, заходим в дом, а там шесть трупов и автоматные гильзы на полу. Мы сразу же в город. Звоню на службу «техническому директору». Секретарша говорит, не будет. Звоню домой, а там все в шоке. Застрелен. Еще несколько звонков сделал — та же история. Картина ясная: наехали крепко. Машину во дворик загнали, сами на вокзал — и в сидячем вагоне в столицу. Ребят по точкам послал понаблюдать. Сам, как волк, пешком от автомата до автомата. Звонок за звонком — и везде одно и то же. На работе нет, а дома шокинг. Вечером с ребятками встретились. Я вообще-то не эмоционален, но перед тем как в бега податься, решил кое-кого вслед за моими убиенными сотоварищами отправить. В порядке воспитательной работы. Поехали мы на базу за городом. Именно на такой случай законсервированную. Снарядились, как положено, тачку взяли со свежим номером, и к ресторану, где сосед мой каждый день ужинает. Ждем, ждем, не выходит. И машин его поблизости нет. Ясно, думаю, пока меня не найдут, он здесь не покажется. Отловили тогда мы официанта, что его всегда обслуживал. Он и рассказал, что только мой сосед с оравой охраны в тот вечер, что я в Питер укатил, из ресторана вышел, так его со всей кодлой так вульгарно из автоматов и положили. Тут уж сильно интересно мне стало. А вечером ка базе телевизор включил. Товарищ Четвериков, всеми нами уважаемый и любимый, все зараз и объяснил. Война, мол, между преступными группировками по всей России-матушке.
— Так при чем здесь государство?
Он посмотрел на меня с нескрываемым презрением. Видимо, роль лопуха мне удавалась неплохо.
— Вы что, всерьез верите, что это суперразборка? В эту чушь не поверит даже школьник.
— Почему вы исключаете разборку?
— Потому, что раздела сфер влияния быть не может. Все уже давно поделено и устаканено. Потому, что МВД, наш компаньон и соратник, никогда такой разборки не допустило бы. Потому, что эмвэдэшников при разборках не отстреливают. Кто на кого в МВД работает, знают только двое: эмвэдэшник и босс. Моего «технического директора» знал только я, больше никто. А парня, что в прокуратуре на нас работал, знал только мой зам, а я знал только, что он существует. А кто это, узнал только вчера, да и то гипотетически, потому что в прокуратуре нашей хлопнули троих.
— А может, все трое на вас работали?
— Нет, деньги выдавались только на одного.
— Итак, подведем итог. Вас уничтожило государство. Руками кого? МВД непричастно. Служба безопасности? Армия?
— Нет, здесь действовали не военные. Они этим не занимаются и этому не обучены. Эсбеки тоже не смогли бы провести без всяких следов такую операцию. Засветились бы обязательно, да и силенок у них бы не хватило на такие масштабы.
— Тогда кто?
— Воздух.
— Не понял.
— Мой покойный «технический директор» из МВД как-то раз мне сказал: «С вами бороться все равно что с воздухом». Вот и мы теперь на воздух напоролись. Какая-то неизвестная, но мощная структура. Вы напишете об этом?
— Не знаю. Вряд ли.
А про себя подумал: «Когда-нибудь напишу такое, что весь мир на уши встанет».
— Боитесь?
— Нет, чего мне бояться, кроме того, что закроют газету в соответствии с законом о средствах массовой информации.
— Поясните.
— Очень просто. Я имею право обвинить кого угодно и в чем угодно, прямо или косвенно, но я обязан предъявить доказательства. В противном случае газету закроют. В данном случае я обвиню государство. А как я докажу, что некие коммерческие структуры были физически истреблены государством?
Некоторое время мы сидели молча. Затем он встал и, слегка кивнув, пошел вдоль платформы. Я смотрел ему вслед. Вот к нему присоединились еще двое, и вскоре они исчезли из виду.
На обратном пути, сидя в электричке, я мучительно размышлял. Кот правильно разобрался в раздирающих меня чувствах. Во мне боролись два начала: стереотип и логика. Стереотипом я владел (точнее он владел мной), к логике стремился. Мне было явно жалко «бывшего короля» Виктора и его соратников, которых я видел только издали, поскольку загнанный волк должен вызывать жалость у психически нормального человека, хоть нормальный человек и понимает, что жертва является хищником, никогда никого не щадившим. С другой стороны, я понимал, что у жертвы — Виктора было уже немало жертв и что столкнулся он на этот раз не с законом, которого он не боялся и презирал, а с теми же методами, которыми действовал сам.