Анна родилась в год одна тысяча четыреста девяностый от Рождества Христова в Арагоне. Ее матушка, как и мать дона Хуана, умерла при родах. Отец Анны, дон Октавио, герцог Инфантадский, долго и горько сожалел об утрате. Однако он ни разу, ни единым словом не упрекнул Анну в том, что та явилась причиной гибели его любимой жены. Дон Октавио души не чаял в маленьком теплом комочке с вечно шевелящимися ручками и ножками, который постепенно превращался в сказочную принцессу. Так, во всяком случае, утверждал счастливый отец, в умилении глядя на подрастающую дочь. Так же утверждали все слуги и приживалы герцога, а посему Анна выросла в твердой уверенности, что она не просто избранная, а не менее чем принцесса, которую девочка не раз видела при королевском дворе. Дело в том, что дон Октавио, близкий товарищ будущего короля Испании Фердинанда, прибыл с ним из Арагона на свадьбу с принцессой Изабеллой. В то время казалось, что у юной Изабеллы Кастильской нет ни единого шанса взойти на престол, однако уже через несколько лет счастливая супружеская пара достойно правила объединенным испанским королевством.
Герцог Инфантадский всегда служил юному Фердинанду примером сильного, почти мистического духа верности умершей супруге. Даже по прошествии десяти лет дон Октавио не переставал носить широкую черную ленту на шляпе, а также повязку на левом рукаве – знак траура. Такая экзальтация не могла не укрыться от глаз двора, и вскоре все придворные стали превозносить добродетели герцога, которыми, впрочем, сам двор не особенно отличался. Фердинанд прижил на стороне сына, что уж было говорить об остальных. Через некоторое время поведение дона Октавио стало уже несколько раздражать тех, кто привык к ветреной жизни, в которой добродетели воспринимались как правила поведения для низших слоев общества, для черни. Вскоре придворными было составлено нечто вроде заговора против герцога, и тому пришлось покинуть дворец. Король сначала и слышать не хотел, чтобы отпустить от себя товарища, приехавшего вместе с ним из Арагона, но кто-то из особо ретивых заговорщиков ненароком шепнул ему о высказываниях, которые якобы позволял себе дон Октавио по поводу незаконного сына государя, и Фердинанд перестал противиться отъезду герцога.
Дону Октавио пришлось покинуть Севилью. Вот тогда-то он и поселился в местечке Карабас, что было неподалеку от столицы, все еще надеясь, что король одумается и вернет милость своему товарищу. Но годы шли, и уверенность эта постепенно стала переходить в горькое разочарование. Тогда герцог Инфантадский ожесточился. Его жестокость распространялась на всех. Лишь дочь единым взглядом, единым словом могла успокоить и образумить вспыльчивого и озлобленного отца, но Анна и не думала делать этого. Напротив, ей чрезвычайно нравилось все, что творилось за высокими стенами ограды, окружавшей их маленький дворец со всех сторон и уберегающей этот мир от внешних взоров. Своенравная ничуть не менее чем отец, девочка, которую в королевском дворце воспринимали не иначе как несчастное дитя, росшее без материнской ласки, в этом замкнутом мире была самой настоящей принцессой. Так чего же ей было жалеть других, когда сам Господь не пожалел ее, отобрав матушку? Так воскликнула Анна в десять лет, когда молодая кухарка, пересолившая черепаховый суп и должная быть за это наказанной, стала уговаривать девочку попросить отца не пороть ее. Услышав подобные речи, дон Октавио пришел в крайнее замешательство. С одной стороны, в его доме прозвучало богохульство, с другой же – маленькая Анна высказала вслух то, что постоянно крутилось в голове герцога.
Однако он не отменил приговора, и расторопные дюжие слуги поволокли упирающуюся кухарку в подвал, где обычно проводились истязания. Анна поспешила следом. Ей не терпелось самолично убедиться в том, что Бог наказывает других ее руками. Девочка с наслаждением смотрела, как девушку привязывают к столбу, затем один из слуг берет в руки крепкую плеть и начинает с силой пороть ее. Слушая крики несчастной, Анна испытывала необычайное возбуждение. В эти мгновения девочка, как ей казалось, общалась с ангелами. Позднее, дабы усилить ощущение экстаза, Анна стала ласкать себя.