Инквизитор. Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален

— Нет, как раз в ящиках серебра было столько, сколько и положено. Два пуда в каждом, — продолжал Максимилиан всё тем же тоном. — Но впредь я за такую работу не возьмусь.

Его можно было понять: по недосмотру, или по незнанию, или по злой чьей-то воле, но сеньор его лишился… тысячи! Тысячи талеров!

А Фабио Кальяри тем временем поднёс генералу клочок бумаги. И на той бумаге были цифры. Ничего, кроме цифр. Волков понял, что там записана сумма, которую банкиры должны ему за серебро.

— Вексель или наличные? — спросил старый банкир, когда Волков взял у него из рук бумажку.

— Наличными. Золотом, — сказал генерал

— Пять тысяч триста десть гульденов. Всё как договаривались.

— За исключением…, - Волков не договорил, как будто задумался.

Седой банкир замер: ну что ещё? Что ещё придумал этот солдафон?

В чем задержка? Уже пора ударить по рукам! А на помощь старику тут же поспешил Алесандро Ренальди и другие представители банкирских домов, все остановились и ждали, что скажет генерал.

— Вычтите из этой суммы двадцать тысяч талеров за тот дом, в котором я проживаю.

Банкиры переглянулись. А Энрике Кальяри и говорит вкрадчиво:

— Но тот дом, в котором проживает ваша племянница, немного подорожал. У него теперь другая цена.

А Волков ему и отвечает спокойно и даже холодно:

— Нет, не другая. А всё та же. Двадцать тысяч талеров чеканки Ланна и Фринланда. И не забудьте предоставить мне на дом купчую.

Фабио Кальяри и Алесандро Ренальди переглянулись. Кажется, эти достойные мужи понимали друг друга без слов, и посему Фабио Кальяри произнёс:

— Купчая на дом будет у вас, как только нотариусы начнут работать. А золото можете пересчитать прямо сейчас. Оно при нас.

— Отлично, господа, — улыбался кавалер. — Я хочу видеть своё золото.

— Пойду пораньше, пока роса. Чтобы по пыли меньше идти, — прощался с ним Рене. — Думаю в четвёртый день выйти к реке.

— Дай вам Бог, дорогой родственник, дай вам Бог! — напутствовал его кавалер.

А тут уже весь лагерь ожил, задымил множеством костров, запх простой стряпнёй из складских котлов. И едой более изысканной из запасов для офицеров. Поварята-подручные рубили кур, набивали колбасы, выбивали днища у бочек с пивом, откупоривали дорогие и крепкие бочки с вином. Вино щедро разбавляли водой. Не пристало офицерам с утра во хмелю быть. Возницы задавали корм лошадям, воду им несли, вычерпывая ближайший ручей до мути, до дна. Волков шёл по лагерю и опять был доволен. Всё было устроено правильно, если не считать того, что лагерь совсем был незащищён.

Но зачем тут защита? Кого бояться? А всё остальное в лагере было правильно. Тут к нему из-за телеги с мешками выскакивает Роха. Уже по тому, как у капитана глаза горели, Волков понял, что он взволнован. Скарафаджо не из тех, кто ходит вокруг да около, он начинает сразу, даже не здороваясь:

— По лагерю слух пошёл, что ты, друг мой старый, этому дураку-кавалеристу Реддернауфу чин присвоил майорский.

— Отчего же он дурак, он не дурак вовсе, — замечает кавалер.

— Все кавалеристы дурни, ты и сам про то знаешь, — продолжает уверять генерала Роха. — Ничего, кроме как гнать вперёд, больше и не умеют. Либо вперёд бегут, сломя голову, если атака удалась, либо разбегаются кто куда, как зайцы, если атака не получилась.

— Может, и так, может, ты и прав, или думаешь, что кавалерия в войске не нужна? — говорит Волков, а сам так и идёт по лагерю, смотрит, всё ли в порядке.

— Да нет, кавалерия, конечно, нужна, — соглашается Роха, прыгая рядом с ним на своей деревяшке и едва поспевая за рослым генералом. — Я просто про то, что ты звание ему дал.

— А как не дать, когда у него под рукой уже больше четырёх сотен людей? А он ещё полсотни набрать грозится. Четыреста человек — целый кавалерийский полк. Он мог бы и полковника просить, а я ему только чин майора дал.

— То верно, то верно, конечно, — соглашается Роха.

Волков даже заулыбался, зная, о чём капитан заговорит далее. А тот и продолжал:

— А ежели так рассуждать, то у меня тоже три сотни людей.

— Три сотни людей? Неужели?

— Да! Три сотни. У меня одних мушкетёров сто шесть человек. Сто шесть мушкетёров. Да ещё двести шесть человек аркебузиров.

— Сто шесть мушкетёров? — эта цифра кавалера радовала.

— Да, прикупили мушкетов в Нойнсбурге, отремонтировали свои. Твой кузнец нам ещё подкинет четыре штуки, обещал, говорил, почти готовы, и будет сто шесть мушкетов. Да аркебуз хороших я в Нойнсбурге купил. Людей набрал. Будет тебе триста двенадцать человек.

— Триста двенадцать человек? Так то простая пехотная рота, — посмеивался генерал. — У Брюнхвальда в первой роте и то больше народа будет.

— Что? Да как же так?! — кипятился Скарафаджо. — Не знай я, что ты на войне столько лет прожил, так подумал бы, что ты гражданский какой. Наподобие вон хоть пивовара какого. Или какого мясника.

— А что? — удивлялся кавалер. — Разве не так?

— Да конечно, не так! Возьми любого пехотинца, хоть даже хорошего, к примеру, хоть доппельзольдера, вот сколько ты ему платишь?