Инквизитор. Книга 13. Божьим промыслом. Принцессы и замки

Всё шло хорошо… Хорошо… Хорошо… Казалось бы, хорошо, но генерал ещё не знал, что решил город по поводу разбойника Ульберта. Он всё думал, что к нему кто-то подойдёт. Может, бургомистр, а может, консул; Фейлинг наконец, как соучредитель бала, решит поговорить с ним. Но никто не подходил к нему, и это барона настораживало.

«Неужели до горожан так и не дошло, что я собираюсь вести переговоры с раубриттером. Неужели я зря распространял о том слухи? Приняли они решение или нет? А если приняли, то что решили?».

Вот тут бы и пригодился ему свой человек в совете. А пока он не мог понять, как всё повернётся дальше с разбойником.

А тут и музыка сменилась, графиня, устроив все дела, наконец встала у своего кресла, между «братцем» и бургомистром, и речей говорить не стала, к чему речи, когда все ждут обеда, а лишь махнула рукой: начинайте.

И лакеи понесли первую перемену блюд, то были большие куски отлично жаренной с луком свинины и хлеба с тмином, от вида такой прекрасной еды у всякого разыгрался бы аппетит.

Также несли вино, но многие господа, и даже дамы, к этакой еде требовали себе вовсе не вина, а просили пива. И барон с баронессой были как раз из их числа. И только как гости приступили к еде, как вдруг бургомистр встаёт и требует от капельмейстера тишины и привлекает внимание всех собравшихся постукиванием вилки по графину. И как только налаживается тишина и люди отвлекаются от свинины, он и говорит громким и отлично поставленным голосом:

— Господа. Уж не взыщите, что отвлекаю вас от пиршества, но, во-первых, от лица всех добрых горожан хочу поблагодарить госпожу графиню за бал, что она так любезно устроила для нас для всех, — он кланяется графине. И та благосклонно кивает ему в ответ и милостиво улыбается. А господин Ольбрехт после продолжает: — Но уж простите меня, господа, что отниму у вас ещё несколько мгновений, — он машет рукой капельмейстеру, и тут же под высоким потолком ратуши пафосно и торжественно зазвенели трубы. И под барабан в зал входят несколько городских чиновников не последней значимости, а впереди них идёт важно сам первый секретарь магистрата Цойлинг. Он несёт что-то на бархатной подушке. Господа встают со своих мест, чтобы рассмотреть, что же там несёт секретарь, но Волков со своего высокого места и так видит, что лежит на подушке: это довольно массивная золотая цепь.

Он уже всё понимает, и даже жена его догадывается, она хватает его за руку крепко, аж ногти её ему в кожу впиваются, глядит на приближающихся людей и взволновано шепчет:

— То честь от города вам несут.

И в подтверждение её слов бургомистр продолжает так, что голос его слышится во всех углах ратуши:

— От лица всех горожан хочу чествовать я человека, что по праву считается первым рыцарем Его Высочества принца Карла Оттона Четвёртого, того, кого зовут Первым Мечом Герба Ребенрее и прозывают Инквизитором, и имя которого Иероним Фолькоф фон Эшбахт, барон фон Рабенбург.

Тут уже все присутствующие начали хлопать в ладоши и подниматься с мест, пришлось встать и Волкову, он всё улыбался и кланялся, кланялся, а к нему уже поднесли подушку, и… протиснувшись вперед, обойдя чуть замешкавшегося господина Ольбрехта, у подушки появился Хуго Фейлинг. Он схватил с подушки цепь и, не глядя на озадаченного бургомистра, подошёл к генералу со словами:

— То малая награда для настоящего рыцаря, — и потянулся с цепью к барону. И тому пришлось склонить голову, и Хуго по прозвищу Чёрный возложил ему на плечи массивную золотую цепь с гербом города по центру. Волкову и взвешивать цепь нужды не было.

«По весу пятьдесят гульденов, не меньше!».

А удивлённый и раздосадованный бургомистр, теперь с негодованием взиравший на ловкача Фейлинга, наконец взял себя в руки и продолжил:

— По моему распоряжению и с согласия совета имя Иероним Фолькоф отныне будет вписано в книгу почётных горожан навечно. И, я думаю, выскажу общее согласие всех горожан, что появление фамилии Фолькоф в земле Мален стало для земли большим благом.

Тут уже и Брунхильде пришлось встать со своего кресла; она взяла за руку «братца» и так же, как и он, стала отвечать, кивать головой на приветствия собравшихся господ. И делала она это с таким достоинством, на которое женщина, рождённая в вонючей харчевне, просто не способна. Никто не посмел бы усомниться в том, что перед горожанами стояла настоящая, истинная благородная Брунхильда Фолькоф, графиня фон Мален. И тогда она склонилась к уху «братца» и прошептала так негромко, что он едва расслышал:

— Бал, кажется, и вправду удался! — и когда барон кивнул ей в ответ, она шептала дальше, сжимая его руку многозначительно: — Приеду к вам в Эшбахт вскоре… Покажете мне свой новый замок, а я вам покажу всё, что только пожелаете.

И генерал улыбался и снова кивал ей: так и поступим. И теперь сам шептал ей с уверенностью:

— Они выполнят все наши требования, жить вам вскоре в фамильном доме Маленов; а вы не вздумайте забыть сегодняшнее ваше обещание, графиня.

На что графиня взглянула на него и едва заметно кивнула и ещё раз сжала его пальцы: не забуду.