— Я не алчу госпожу Хедвигу, — сказал солдат.
— Мне и монаху можете врать, — резонно заметила Агнес. — Да и себе можете врать, а вот стеклу вы не соврете! Вы о ней все время думаете. И про приданное думаете. У вас все мысли только, что мертвеца поймать и на ней жениться.
— Прикуси язык, — сухо повторил коннетабль, холодно глядя на девочку. — Ишь, разговорилась. Слушаю тебя, пока вурдалака не поймали. А как поймаю — пойдешь в трактир — лавки за пьяными мыть. — Лицо девочки сразу переменилось. Она заметно испугалась.
— Простите, господин.
— Повтори-ка, — сказал солдат.
— Простите, господин.
— Как ты меня называешь?
— Господином.
— И не забывай об этом.
— Да, господин.
Монах, пытаясь замять неловкую ситуацию, продолжил:
— Значит, у нас есть подозрения, что госпожа Хедвига получила письмо от мертвеца?
— Вряд ли от него… Скорее, письмо было от ла Реньи, — отвечал солдат.
— А ведьма, точно знала о вурдалаке? — вслух размышлял монах.
— Агнес так говорит, — сказал солдат.
— Стекло так говорит, — поправила его Агнез.
— Да, стекло… — задумчиво произнес Волков, — хотя, всякое, быть может. Мне такие мысли о госпоже Хедвиге самому в голову приходили.
— А с чего же вам такие мысли в голову приходили, что молодая госпожа с вурдалаком знается? Не возможно такое, — вслух размышлял Иполит.
— Я у дезертиров письмо нашел на ламбрийском, а здесь вроде никого нет, кто ламбрийский знает. Кроме служанки госпожи Хедвиги. По этому, на них и думал.
— А это та здоровенная женщина, которая с госпожой ходит? — догадался монах.
— Да, вроде она из Ламбрии или из Фризии. В общем, из тех краев.
— А я тоже из тех краев, — произнес монах, — я тоже ламбрийский знаю.
— Знаешь?
— Конечно, у нас в доме все на двух языках говорили. А у вас, господин коннетабль, то письмо сохранилось?
— Сохранилось, — Волков полез в кошель и достал порядком потертый кусок бумаги, передал его монаху, тот, развернув бумагу, стал читать сразу переводя:
— Склеп? — удивленно спросил Волков. — А разве это слово, — он ткнул пальцем в записку, — не «мельница»?
— Да нет же, господин, — монах был уверен, — мельница — это mulino, а la cripta — это могила, склеп.
— Ты уверен? — Волков встал с лавки.
— Конечно, у сеньора Причелли в долине был свой фамильный склеп. Его так и называли — la cripta famiglia[18]
.— Дьявол, — выругался Волков он не верил в такую удачу и свои глупые оплошности. — А я все мельницы от подвалов до чердака обыскал! Сержант, собирай людей! Запрягай телегу, седлайте коней. Поедем, одно местечко проверим. Йоган, не спи: арбалет, доспехи. Сыч, жир бери, мало ли, что жечь придется. Брать все лучшее оружие! Один, кто ни будь, сходите за бароном, добрый воин нам не помешает! Будем молить Бога, что б он был там.
— Куда едем, господин? — спросил сержант.
— К старому кладбищу, проверим там кое-что… управляющий, соберите двадцать мужиков покрепче, вдруг пригодятся.
— Хорошо, господин коннетабль, — управляющий встал.
— И Клауса с собаками мне, может понадобиться.
— Большая охота? — спросил сержант.
— Очень на то надеюсь.
Волков был взволнован. Такое же волнение последний раз он ощущал перед крупным сражением.
Коннетабль собрал всех, кого смог, даже мужиков с собой набрал. Егану и Сычу выдел кольчуги и бригантину, алебарду сержанту, раздал свое оружие стражникам, объяснив им, что для них будет лучше умереть, чем его потерять. Народу было двадцать человек, а вот барона не было, он уехал к родственникам жены, Волков не хотел его ждать, слишком часто он слышал разговоры о том, что именно барон ловит упырей, а не он. Вурдалака он хотел поймать самостоятельно. Они двинулись. Солдат на коне не ехал, валялся в телеге вместе с монахом, заставляя того еще и еще раз перечитывать главы о гул-мастерах. Монах читал: