Инквизитор (СИ)

— Так деньги барона красть надумала, ларец взяла, открыла, а Ёган старый её и застал. Она его и резать взялась, да баронесса услыхала. А она и на неё кинулась. А потом и на барона молодого.

— Откуда знаешь ты всё?

— Баронесса говорила, пока лошадь ей искали.

Волков сел на лавку, стал тереть ногу, болела она. И подозвал слугу своего. Тот подошёл, и солдат сказал тихо:

— Собирай вещи, уезжаем мы.

— День то к вечеру пошёл, — так же тихо отвечал Ёган, — до утра не дотерпим?

— Нет, — зло рыкнул солдат, — сейчас поедем.

Ёган ушёл, а к нему подошла Агнес, стала ладонями трогать ногу, там, где болело. И говорила при этом:

— Видела я её. В стекле.

— Франческу? — Спросил солдат, с надеждой смотря на руки девочки.

— Госпожу, — бесстрастно произнесла та. — Её руки в воде. И с мертвецом она.

— Руки в воде? На болотах она, что ли где то?

— Нет, вода течёт вокруг рук её, на реке она, плывёт куда-то, — говорила Агнес и боль в ноге начинала затихать. — И мертвец ей служит. Их догнать можно.

Волков некоторое время молчал, думал, а потом, глянув девочке в глаза, сказал устало:

— Зачем? Пусть катятся. Не нужна она мне больше.

— Если нужно найду их. Поймаем их. Мертвеца убьём, госпожу вернём с позором, на верёвке приведём — пешую. — Со злобой говорила девочка.

— А тебе-то это зачем? — Спросил солдат удивлённо, не ожидал он от неё такого.

Агнес молчала, продолжая лечить ногу. Косилась на него.

— Со мной уехать думаешь? — Продолжил Волков. — Ты из свободных?

— В крепости я, — ответила девочка и с надеждой поглядела коннетаблю в глаза.

— И как же мне тебя забрать, за воровство крепостных и повесить могут.

— Я пригожусь вам, господин, — произнесла Агнес, — я всё буду делать. Всё, что пожелаете.

Боль в ноге прошла, солдат встал:

— Забудь, не буду я крепостных уводить.

А Агнес стояла у стола, на котором лежал мертвец, и смотрела ему в след, и не было в её взгляде ничего, кроме тоски беспросветной. Даже слёз не было.

Он пошёл на двор, даже не глянув на покойника, что лежал на столе. Это было уже не его дело. Франческа украла его деньги, так что ждать барона не было нужды. Его снова посетило чувство, которое приходило к нему после долгой и изнурительной войны. Чувство пережившего войну солдата. Всё закончилось, он жив. Это было радостное чувство покоя. Даже воспоминания о прекрасной женщине, сбежавшей от него, его уже почти не беспокоили. И пусть ему даже ничего не заплатят, но всё закончилось и он жив. У входа в донжон его остановил Фридрих Ламме по кличке Сыч.

— Чего тебе? — спросил его солдат, когда тот робко, и как бы извиняясь, преградил ему дорогу.

— Уезжать надумали, экселенц? — Спросил Сыч.

— Откуда знаешь?

— Так Ёган с дворовыми мужиками вещи ваши в телегу носят. Много ума не надо что б скумекать.

— Уезжаю, — произнёс солдат.

— Значит, обманул вас барон, не дал вам рыцарства. И дочка его сбежала? Значит и свадьба отменяется?

— Тебе то, что за дело, — сухо сказал Волков, — чего хочешь?

— Может, возьмёте меня с собой?

— Куда, дурень, я тебя возьму? Я сам не знаю куда еду и где жить буду. И денег, жалование тебе платить, у меня нет.

— Так мне и не надо, пока с вами буду, авось еду мне купите, а как куда приедем, так я и сам прокормлюсь. Либо в должность пойду, либо при вас буду, коли вы должность сыщите. А в дороге от меня завсегда польза будет. Вы ж знаете, экселенц, от меня польза завсегда есть.

Сыч говорил, заметно волнуясь, уговаривал, он боялся, что Волков его не возьмёт.

— Зачем тебе со мной, Сыч? — Спросил солдат. — Ты ловкач ещё тот, ты и без меня должность найдёшь.

— Добрый вы и честный, — сказал Фридрих Ламме. — Таких, как вы, мало.

Волков понял, что он врёт или привирает:

— Правду говори, Сыч, а то не возьму.

— Ну, раз так, то скажу, — Сыч заговорил заметно иначе, серьёзно, обдуманно, — люди говорят, что вы не просты, что вы птица большого полёта, с такой птицей и другим легко взлететь будет. И я думаю, что тут людишки обычно дураки, а тут-то они правы будут.

— Что ты несёшь, говори, что удумал, — опять не поверил ему солдат.

— Раз так, ладно, скажу. Монах надысь с Агнес, этой блажной, разговаривали, а я на лавке спал, ну, как спал, дремал, так вот, блажная наша и говорит, господин наш, птица большого полёта, так и сказала, — уточнил Сыч. — Большого полёта, и здесь свой путь только начинает. Вот я и думаю, может, мне с вами полететь.

— Дурак ты, Сыч, — вдруг засмеялся солдат, — девчонке косоглазой поверил. Птица… Чушь глупая.

— Так ей все верят, экселенц, даже вы. А раз чушь, то, что вам бояться. Погоните меня потом. Ну, так берёте меня?

— Жалования не будет, только корм. — Сказал Волков, заканчивая разговор.

— И то добро, пока я на это согласен. — Сыч поклонился.

— О, согласен он, — съязвил солдат и тут же увидал монаха.

Он нес секиру, копьё, алебарду и еще какие-то вещи в телегу. И главное, он положил свою большую книгу в телегу. Волков позвал его к себе, брат Ипполит быстро положил все остальные вещи в телегу и поспешил к солдату.

— Я уезжаю, — сказал Волков.

— Да, господин, я знаю. Ёган сказал вещи в телегу снести. Я помогаю.