Инквизитор Светлого Мира

Особым предметом его гордости было изобретение собачьих боев. В качестве бойцовых псов выступали люди из тех, кто попал в долговое рабство. Бои стали крайне популярны как среди знати, так и среди городских мещан. Вальдес сам не раз посещал их, и каждый раз потирал руки, видя, как люди – некогда благородные и даже добрые – превращаются в тупую и кровожадную толпу.

Все это было забавно, но не более того. Вальдес был взрослым человеком и ему давно наскучило играть живыми фигурками, созданными Госпожой. Он хотел вернуться в большой мир в полной своей силе, сохранив все свои сверхчеловеческие способности. В большом мире он нашел бы возможности для действительно интересной игры. Ему нужно было найти способ заставить Госпожу свернуть свой мир добровольно.

Десятилетие шло за десятилетием, но он не мог придумать ничего для того, чтобы разрешить эту проблему.

Кларвельт едва дышал, но не умирал. Вальдес поддерживал его в рабочем состоянии. Он еще не решил, что на Светлом Мире стоит поставить точку.

Большую часть времени Вальдес проводил теперь в Среднем Мире. В Испании.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Мигель: ужасная работа

ГЛАВА 1

Иногда – уже после того, как я узнал от Демида всю правду – я думал об обитателях Кларвельта: а пошли к черту все вы – фантомы, призраки, вызванные к жизни горячечным бредом выжившей из ума средневековой старухи. Вы не люди, и весь ваш мир, якобы светлый, не стоит того звука, который я издаю задницей утром в туалете, перед тем, как идти чистить зубы. Я осознавал, что попал в сказку, где все было надумано, где не было ничего живого, похожего на реальность нашего мира – живого в своей настоящей опасности, и настоящей доброте, и настоящей чувственности. Ваш мир все равно сдохнет – думал я тогда, – и чем быстрее, тем лучше, потому что в тот момент, когда он сдохнет, я снова окажусь в своем мире, том мире, для которого я предназначен, и при этом меня абсолютно не будет волновать, что станет с искусственным и вымороченным мирком с дурацким названием "Кларвельт", и что станет с его жителями – умрут ли они на самом деле и отправятся ли в чистилище, предназначенное для душ реальных людей; или просто растворятся в пустоте космоса, не оставив от себя ничего, кроме воспоминания, затерявшегося между извилин моего серого вещества.

Но это случалось только иногда – в те моменты, когда несуразность Светлого Мира, доведенного Вальдесом до маразматического абсурда, заставляла меня выходить из себя. Чаще было все же по-другому – я ловил себя на мысли о том, что воспринимаю этих людей не менее реальными и имеющими право на индивидуальность, чем я сам – конечно, не всех людей – но уж таких, как Флюмер, и Трюфель, и Рыжий Йохан – безусловно. И тогда я думал: а не является ли наш собственный, большой мир, именуемый Цветным или Средним, выдумкой какого-нибудь шутника, очень большого шутника, и не относится ли этот шутник к нам, грешным (по его понятиям) как к мухам, ползущим по мебиусовой ленте земного существования, отведенной нам в качестве жизненного пути – клейкой ленте, созданной для того, чтобы ловить надоедливых вечно жужжащих мух-людей?

Я попал в сказку. Это не подлежало ни малейшему сомнению. Проблема состояла в том, что эта сказка была слишком реальной, чтоб не поверить в нее. Она была настолько реальной, что стоило сделать шаг мимо тропинки, ведущей по единственно правильному пути, и ты автоматически лишался жизни. Шел в аут.

Мы бесцеремонно вторглись в тонкий мир, чтобы забрать свое – то, что было у нас украдено. Забрать Лурдес. Этот мир уже не принадлежал тому, кто его создал. К этому времени он принадлежал Вальдесу. Мы пришли сюда – четверо людей из большого мира, и неизбежно должны были превратиться в могущественных демоников. Пятеро против одного – неравные силы, – скажете вы. Но не забывайте, что мы пришли на территорию Вальдеса, где он знал все и вся. Он был здесь главным специалистом по охоте на людей. И он был хорошим охотником. А мы потеряли память на две недели и выжили лишь чудом.

Впрочем, можно ли назвать это чудом? За спиной умиляющего и выбивающего слезу чуда стоял тщательный расчет – насколько, конечно, можно было вообще что-то просчитать в такой неопределенной ситуации.

Итак, первым в Кларвельт запулили Демида Коробова. Запулили, как собачек в космос – Белка и Стрелка в одном лице. Точнее, в одной морде – ведь у собак, кажется нет лица. Ну да это не имеет теперь значения – морда или лицо – главное, что Демид опять оказался прав в своих действиях, хотя тогда, когда все это затевалось, я был твердо уверен, что он неправ, и как всегда, мы с ним цапались и я доказывал ему, что он все делает неправильно, и первым должен идти я. Демид промолчал тогда, не ответил мне, и это молчание означало: "Ты можешь думать все что угодно, глупый жонглер Миша Гомес, мазэфакер и все такое, но сделано все будет так, как решу я". Так все и было сделано. Я был отправлен в тонкий мир самым последним.