Инквизиция и кошка 2: Кровавая жатва

Снова громыхнуло. Мир в очередной раз потерял ориентиры. Ослепительно белый свет, сопровождающийся страшным гулом, заставил меня съёжиться ещё сильнее. Склянку на этот раз отбросило к границе леса, если делать выводы по хвойным иголкам, на которых покоилась ловушка. Я уже ничего не слышала. И без того приглушённые звуки сменились замкнутой тишиной непроницаемого стекла.

Это конец. В отдалении бились могущественные ведьмы, магессы высоких уровней Силы, а я была вынуждена находиться в стороне. И, возможно, это правильно. Не хотелось бы рисковать головой ради чужого благополучия.

Мелькали молнии, пространство заволакивало зелёным дымом, сизым, кровавым, полыхали бараки вместе с товарами, территорию накрывал всплеск противостояния Сил. Наконец, снова наступила тишина. Я ломала голову над тем, кто же победил. Вопреки моим догадкам на ночной лес опустилась непроницаемая тьма, пронизанная редкими голубыми сполохами магии стихий.

Через несколько часов стало чуть светлее, и я поняла, что ловушка лежит в том же самом месте, сверху присыпанная рыжими сосновыми иглами и прочим лесным мусором, едва пропускающими хмурый утренний свет.

Мысли тянулись совсем нехорошие. Меня забыли. Ни Агата, ни компаньонки не ходили по территории в поисках сосуда с заключенной в нем сущностью. Я осталась одна. Что ещё хуже — неизвестно, на чьей стороне оказалась правда. Или Сила. Лес вокруг как вымер, пронзительная тишина без посторонних шорохов стала моим спутником на ближайшую неделю.

Глава 41. В мире природы

Сначала меня охватил ужас. Свет сменялся тьмой, минуты, часы, сутки медленно сменяли друг друга в унисон моих мыслей. А что, если я здесь навсегда? Совсем навсегда? Даже год представлялся огромным отрезком времени. Наедине с самой собой и в ограниченном пространстве я медленно сходила с ума. Недоумение сменялось отрицанием, чтобы договориться с рассудком, приходилось себе врать, что это не навсегда, что когда-нибудь всё обязательно изменится. Но когда? Неизвестно.

Было бы ещё над чем думать. В перспективе тысячелетнего заточения рушились планы на будущую счастливую и не очень жизнь. На третью смену солнца и луны меня охватила ярость. Безудержная, всепоглощающая, она изгоняла из головы абсолютно все доводы, вытесняя их одним желанием: выбраться, разбить, избавиться от ловушки любой ценой. Обессиленное сознание померкло и я в первый раз за несколько суток заснула.

Никогда бы не подумала, что магической сущности требуется сон. Но тем не менее, когда я пришла в себя, снова стояла глубокая ночь. Эмоции сменились отупением и безразличием, я, смирившись с участью, сидела в колбе, лениво перебирая самые яркие моменты жизни, с горечью и усмешкой оглядываясь на будущие планы. Короткий отдых между ареной и практикой. Летние каникулы на задворках Империи в поместье старика, сложившего чин и отделавшегося от осточертевшего клейма пса справедливости. Теперь всё рассыпалось в пыль.

Первые сутки ещё тешила мысль, что, возможно, в поисках склянки кто-нибудь вернётся. Пусть даже Агата. Но с каждым часом, с каждой сменой периода суток надежда таяла.

Похоже, артель разнесена в щепы. Природа ещё не проснулась, снаружи её укрывала стойкая, плотная тишина. Чёрт бы побрал магессу Агату с её ловушками! Как можно было так безответственно отнестись к пленнику, к Сущности?! И действительно, оставила бы меня в сторожке, на столе, возможно, было бы хоть немного шансов на то, чтобы кто-нибудь меня нашёл. Хотя бы те же местные жители или случайно заблудшие в клоаку маги. Нет. У чёрта на рогах, да ещё и засыпанная лесным мусором.

В историях, которые рассказывал мне учитель Аарон, когда я ещё была совсем юной, он часто упоминал о могущественных джиннах и злых засланцах других миров, заточённых в такой же тюрьме. Формы темниц бывали разными, объединяло их только одно: предмет становилось невозможным сломать.

О, Боги, пошлите мне избавление! Я молилась и думала о тех моментах жизни, где поступала неправильно, где, смеясь, бегала по самому краю лезвия, взывала к добрым и злым Силам моего мира, к Покровителям и чёрному Злу. Всё было бесполезно.

На седьмой день я наконец увидела дневной свет во всём его великолепии. В этих суровых краях, едва сошёл снег, проснулись медоеды. Они, голодные и не особо дружелюбные, шарили по лесу в поисках хоть какой-нибудь пищи. После того, как закончилась битва, животные долго не подходили к опасной территории. И всё же любопытство взяло верх.

Сначала здесь появились шакалы и вороньё. Подозреваю, они лакомились трупами, которые вряд ли кто хоронил. Потом ровно по тому месту, где была спрятана моя тюрьма, прошла семья медоедов. Малыш, ещё сосунок, встал лапкой на склянку, и, потеряв точку опоры, распластался. Похоже, он вывернул лапу: скулёж стоял знатный. Мать-медоед пристально обнюхала склянку, наподдала лапой. Мир превратился в череду смазанных пятен. Когда вверх и низ обрели чёткие границы, малыш-медоед перестал выть и с удовольствием уставился на новую игрушку. Материнские старания он оценил и увлёкся катанием красивого стеклянного шара по грязи.