Иннокентий Анненский

В ароматном краю в этот день голубой
Песня близко: и дразнит, и вьется;
Но о том не спою, что́ мне шепчет прибой,
Что́ вокруг и цветет, и смеется.

Я не трону весны – я цветы берегу,

Мотылькам сберегаю их пыль я,
Миг покоя волны на морском берегу
И ладьям их далекие крылья.

А еще потому, что в сияньи сильней

И люблю я сильнее в разлуке
Полусвет-полутьму наших северных дней,
Недосказанность песни и муки…

<1904>

Братские могилы

Волны тяжки и свинцовы,
Кажет темным белый камень,
И кует земле оковы
Позабытый небом пламень.

Облака повисли с высей,

Помутнелы – ослабелы,
Точно кисти в кипарисе
Над могилой сизо-белы.

Воздух мягкий, но без силы,

Ели, мшистые каменья…
Это – братские могилы,
И полней уж нет забвенья.

1904

Севастополь

Сирень на камне

Клубятся тучи сизоцветно.
Мой путь далек, мой путь уныл.
А даль так мутно-безответна
Из края серого могил.

Вот кем-то врезан крест замшенный

В плите надгробной, и, как тень,
Сквозь камень, Лазарь воскрешенный,
Пробилась чахлая сирень.

Листы пожёлкли, обгорели…

То гнет ли неба, камня ль гнет, —
Но говорят, что и в апреле
Сирень могилы не цветет.

Да и зачем? Цветы так зыбки,

Так нежны в холоде плиты,
И лег бы тенью свет улыбки
На изможденные черты.

А в стражах бледного Эреба

Окаменело столько мук…
Роса, и та для них недуг,
И смерть их – голубое небо.

Уж вечер близко. И пути

Передо мной еще так много,
Но просто силы нет сойти
С завороженного порога.

И жизни ль дерзостный побег,

Плита ль пробитая жалка мне, —
Дрожат листы кустов-калек,
Темнее крест на старом камне.

<1904>

Опять в дороге