Иннокентий Смоктуновский. Без грима

Еще в 1979 году вышла книга И.М. Смоктуновского «Время добрых надежд». Эта книга – исповедь, о которой он говорил, что был в ней предельно искренен и правдив. «Нет, была там одна ложь. У меня было название – «Бремя добрых надежд», но в редакции мне предложили букву «Б» исправить на «В», и я почему-то согласился…»

Он подарил мне тогда эту книгу с неожиданной для меня надписью: «Человеку, без которого я не изведал бы глубин “Федора”, – Владлену с нежной признательностью. Иннокентий. Сентябрь, 1979».

Армен Джигарханян. Последний разговор

Смоктуновский был, конечно, великий человек, великий актер. Но для меня это не празднично, не умилительно. Я иногда даже думаю, что если человек действительно великий, то как сложно и мучительно жить человеку и тем, кто его окружает. Мне кажется, что это в полной мере относится и к Смоктуновскому.

Он очень трудный был в работе, очень. Я снимался с ним в двух фильмах: в неудачной картине «Убийца» (там буквально было всего два съемочных дня, мы впервые встретились в кадре) и большая работа в «Белом празднике».

Попытка исследовать природу гениального человека, не умиляясь и не восторгаясь им, по-моему, удачно сделана в пьесе «Амадеус» и в булгаковском «Мольере»: с ним очень неудобно, не всегда комфортно. В чем-то таким был и Иннокентий. Его заносило. Например, он каждый раз приходил на съемку, заново переписав сцену. Это не было графоманством, оно не диктовалось никакими другими вещами, кроме того, что его заносило. Он ухватывался за что-то в сцене и потом писал текст. Причем иногда это было так по-ученически, что Наумов ему говорил: «Кеша, то, что ты написал, надо сыграть, зачем же это говорить?»

Мне Иннокентий говорил:

– Армеша, давай сделаем так: когда я тебе эту фразу скажу, ты мне ответь так.

– Но там же нет этого текста.

– Ничего.

– Я скажу, но если Наумов будет меня ругать, я признаюсь, что это ты меня заставил.

К счастью, его можно было переубедить: это был ребенок, который играет в паровоз, бесконечно веря. Я думаю, чем талантливей, тем он наивнее, тем он больше верит, тем он больше ребенок.

Смоктуновскому природа дала, без сомнения, невероятную возбудимость, невероятную силу воздействия. Мы могли долго разговаривать, спорить, смеяться, шутить, а потом в кадре шел такой биоток! В долю секунды – только что был смешливый, дурашливый, и вдруг он меняется, иными становились глаза, передо мной был другой человек. Это, наверное, и есть великость. И при этом он допускал иногда самые простейшие профессиональные ошибки, например, красил слова… Но всегда верх брала его удивительная, сложнейшая, непредсказуемая актерская природа.

В «Белом празднике» герой Смоктуновского умирает. Но никому из нас, даже самому суеверному, не приходило в голову увидеть в этом какой-то знак или предзнаменование. Каждый из артистов не однажды умирает на сцене или на киноэкране. Да и сам Смоктуновский, как известно, умирал в «Гамлете». Мы работали, радовались жизни и меньше всего ждали удара.

После съемок «Белого праздника» я решил отдохнуть в подмосковном санатории имени Герцена, где я бываю почти каждый год. Там совершенно замечательные места. Туда же, как я знал, собирался и Смоктуновский.

До санатория я съездил на неделю на фестиваль в Калининград и приехал 2 августа. В тот же день встретился с Иннокентием Михайловичем и очень порадовался тому, как он выглядел – бодрым, здоровым, даже загорелым. Мы долго гуляли по аллеям санаторного парка, много разговаривали. Среди прочего промелькнула тема возраста, смерти, отношения к ней. Конечно, без тени какого-либо предчувствия.

«Я много сыграл ролей, прожил интересную жизнь и смерти нисколько не боюсь», – это его слова.

Вечером разошлись по номерам, которые были почти рядом, в 9 вечера я включил телевизор, чтобы посмотреть программу «Время», но приемник барахлил, и я зашел к Смоктуновскому.

Мы вместе посмотрели программу, он предложил немножко выпить, и где-то после десяти мы расстались.

Утром, выйдя к завтраку, я не увидел его за соседним столиком: решил, что он на процедурах, подождал, а потом спросил у кого-то из сотрудников. Мне почему-то предложили подняться в свой номер, я заподозрил что-то неладное. Оказалось, что в три часа ночи Иннокентий Михайлович почувствовал себя плохо, вызвали врачей, реанимационную скорую помощь, но сделать уже нельзя было ничего.

Завещание Иннокентия Смоктуновского актерам и не только…