Инновация Ворохопкина

— Ну вот, — объявил Давид Израилевич, завершив расчеты. — Это зависит, понятное дело, от того, какие ресурсы будут выделены на проведение эксперимента, но ориентировочно можно рассчитывать на получение трехсот четырнадцати буханок, практически неотличимых от исходной. Возвращаемся к нашим баранам. Имеем пять хлебов. Умножаем на триста четырнадцать. Получаем одну тысячу пятьсот семьдесят. Не забудьте, что там еще и рыбу подавали. Так что совершенно неудивительно, что объедки уносили корзинами.

Шульман перекрестился и встал из‑за стола.

— Простите, — сдавленным голосом произнес он. — Дела… совсем запамятовал.

И вышел из зала, едва сдержавшись, чтобы не плюнуть в сторону Давида Израилевича. Шульмана проводили взглядами.

— Я знаю, о чем вы хотите спросить, — обернулся Давид Израилевич к Провоторову. — Отвечаю вам — сделать все это совершенно несложно. Это все я называю занимательной химией. Понимаете меня? Было время, когда подобные вещи находились на острие научного прогресса. Это время прошло. Настоящая химия, в отличие от занимательной, сосредоточена на том, чтобы затраты на производство фокуса были меньше, чем себестоимость уже существующего технологического производства. Да, я могу легко выдать ужа за угря, но это будет дороже, чем если бы три нобелевских лауреата в течение месяца пытались изловить настоящего угря в пустыне Сахара.

Ворохопкин заметил, что Агаев напряженно сверлит профессора взглядом, совершенно забыв о еде, потом, будто бы уловив за хвостик метавшуюся где‑то в голове мысль, понимающе кивнул и удовлетворенно улыбнулся.

— Ну ты и хват, Леонид, — прошептал он, повернувшись к Ворохопкину. — Это надо серьезно обсудить. Ты же не собираешься все в одиночку захапать?

Ворохопкин не успел спросить, что такое вдруг взбрело Агаеву в голову, как тот приподнялся, протянул профессору свою визитку и спросил:

— А вот какой вопрос, Давид Израилевич. Было, например, еще превращение воды в вино. Про это вы что‑нибудь сказать можете?

Профессор пожал плечами.

— Это совсем просто. Вы никогда не задавались вопросом, сколько воды содержится в обычном виноградном соке, который, собственно говоря, и служит исходным сырьем для приготовления вина? Похоже, что нет. Так вот — виноградный сок это и есть преимущественно вода плюс незначительные добавки, ответственные за вкусовые качества и процесс брожения. Брожение — прекрасно исследованная химическая реакция, которая может быть вызвана самыми разнообразными катализаторами, великолепно на сегодняшний день изученными, и ускорена вплоть до того, что займет считанные минуты. Что касается вкусовых добавок, то тут… ну вы сами знаете. Так что буквально щепотка заранее подготовленной смеси препаратов практически мгновенно превратит воду в жидкость, которую можно будет отличить от вина, только проведя специальный химический анализ. Таковой анализ в Кане Галилейской не проводился хотя бы потому, что все вино было, как мы знаем, с удовольствием выпито участниками торжества. Вообще про воду надо говорить отдельно — поскольку все живое из нее произошло…

Агаев встал и не дал профессору договорить.

— Я хочу предложить тост, — торжественно провозгласил он. — Мы все тут, — он обвел стол рукой, — деловые люди. Мы умеем делать бизнес. Но вот есть еще и другие люди, которые делают науку, а мы с ними видимся редко. Мы сами по себе, они сами по себе. Это неправильно. Вот сейчас, когда здесь присутствует уважаемый Давид Израилевич, мы все видим, как много мы потеряли, потому что варились, так сказать, в своем соку и не обращали внимания на то, что кругом происходит. Я хочу, уважаемый Давид Израилевич, предложить выпить этот тост за ваше здоровье и за вашу науку. Хочу с вами чокнуться, Давид Израилевич.

Агаев прошел вдоль стола, чокнулся с профессором и сел на освободившееся место Шульмана. Все выпили.

До самого конца ужина Агаев непрерывно о чем‑то разговаривал с профессором и даже делал пометки в своей записной книжке. Ворохопкину было приятно, что Давид Израилевич вызвал у окружающих такой живой интерес.

— Мне нужно с тобой посоветоваться, Ленечка, — озабоченно объявил Давид Израилевич, когда вечер закончился, и они шли к машинам. — Тут Ибрагим Гасанович мне одно предложение сделал. Но я сказал, что без твоего согласия не могу.

— Какое еще предложение? — спросил Леня, неприятно удивленный.

— Он хотел бы сам с тобой это обсудить, просил меня пока не вдаваться в детали. Я, если ты против, откажу конечно. Но… у него есть лаборатория, как он говорит — прекрасно оборудованная… Но он сам все расскажет, он обещал, что позвонит тебе завтра же. Я, Ленечка, сразу хочу, чтобы без недоразумений всяких… если ты против, то я тут же откажу.

По окончании двухчасовой утренней беседы с Агаевым Леня поспешил в кабинет Лермана, стараясь не сорваться на бег.

— Вы ему действительно это пообещали, Давид Израилевич? — спросил Леня, протягивая профессору исписанный во время разговора с Агаевым лист бумаги.

Профессор поднес листок к глазам и близоруко сощурился.