Иннсмутская глина

– Торговля на Южных островах… Капитан Обед Марш – вот кто всё это начал. Он увозил туда какие-то товары… а назад привёз кого-то вроде женщин, и спрятал их в большом, специально выстроенном доме… а затем у молодых Маршей появился этот странный взгляд, и они принялись плавать аж до самого Рифа Дьявола, где проводили уйму времени… часы… а ведь неестественно быть под водой так долго. Капитан Обед женился на одной из тех женщин… а некоторые молодые Марши отправились на Восточные острова и вернулись с новыми женщинами. Торговля капитана Марша, в отличие от других, всё время процветала. Все его три судна – бриг «Колумбия», барк «Королева Суматры» и ещё один бриг, «Гетти» – ходили в Тихий океана без всяких происшествий. А эти люди – островитяне – и Марши принесли новую религию. Они называли её Орден Дагона. Об этом было множество толков; шёпотом, чтоб никто не подслушал, люди пересказывали истории о том, что происходило на встречах Ордена. Молодёжь… некоторые молодые люди исчезали, и никто их больше никогда не видел. В народе тайно шептались о жертвоприношениях – человеческих жертвоприношениях… ведь в тот период, когда исчезло множество людей, никто из детей Маршей, Гилманов, Уэйтов или Элиотов не пропал. И ещё среди людей ходили слухи о месте, называемом Рьех, и о ком-то по имени Тулу. Это какой-то родственник Дагона, похожий на…

В этот момент Кори прервал рассказ Акинса с целью выяснить подробности касаемо вышеупомянутого существа, однако старик больше ничего не знал. Я, в свою очередь, не сразу понял причину внезапно обострившегося интереса Кори.

Акинс продолжал:

– Люди старались держаться подальше от Маршей и его новых дружков… В основном именно у Маршей появился этот странный взгляд. Некоторые из них выглядели столь плохо, что почти постоянно находились в доме, покидая его лишь по ночам, когда они подолгу плавали в океане. Ходила молва, будто они могли плавать как рыбы – сам-то я никогда их не видел, да никто о них особо и не распространялся, поскольку мы заметили, что кто бы не заговаривал о них, вскоре бесследно исчезал, подобно тем несчастным молодым людям. Капитан Обед узнал от канаков на Понапе много всяких вещей про тех, кого они называли «глубоководные». Он привёз с собой кучу вырезанных из камня предметов, изображавших странных рыб и тварей из морской бездны, которые не были рыбами… одному Богу ведомо, что это были за твари!

– Что он делал с этими предметами? – спросил Кори.

– Часть отдал в Зал Дагона, а некоторые продал – причём за очень хорошую цену. Но теперь их больше нет – все они пропали. И Ордена Дагона нет, да и Маршей здесь никто не видел с того времени, как взорвали их склады. Не всех их арестовали, нет, сэр – говорят, некоторые из Маршей просто ушли в море, вроде как убили сами себя, – в этот момент старик грустно усмехнулся. – Но никто так и не видел их тел; на всём побережье так и не нашли ни одного трупа.

Когда Акинс договорил эту речь, произошло нечто крайне необычное. Он вдруг уставился расширившимися глазами на моего друга, его нижняя челюсть отвисла, а руки задрожали. На пару мгновений он застыл в этой позе, а затем резко встряхнулся, развернулся и стремглав бросился наружу, издав протяжный, всколыхнувший холодный воздух, вопль отчаяния.

Сказать, что мы были удивлены, значит не сказать ничего. Внезапное бегство Сета Акинса от Кори было настолько неожиданным, что мы глазели друг на друга в крайнем изумлении. Лишь позднее до меня дошло, что на присущее Акинсу суеверное сознание, должно быть, произвели будоражащее впечатление странные складки на шее Кори ниже ушей. Ибо в ходе нашей беседы со стариком толстый шарф Кори, прикрывавший шею от прохладного мартовского воздуха, развязался и сполз вниз, открыв эти причудливые рубцы и грубую кожу, с младенчества характерную для шеи Джеффри Кори, что придавало ей вид старой и больной.

Не позволяя себе никакого другого объяснения, я не стал обсуждать с Кори происшедшее, чтобы не смущать его, поскольку он и без того был заметно расстроен.

– Что за вздор! – воскликнул я, когда мы снова очутились на Вашингтон-стрит.

Кори рассеянно кивнул, но мне было очевидно, что некоторые аспекты рассказа старого Акинса тяжело удручили его. Он пытался улыбаться, но улыбка выходила печальной, а в ответ на мои дальнейшие комментарии он лишь пожимал плечами, словно не желал говорить о тех вещах, что мы услышали в баре.

Вечером Кори вёл себя очень сдержанно, будучи полностью поглощённым своими мыслями – даже в большей степени, нежели ранее. С огорчением я вспоминаю нежелание Джеффри поделиться со мной тем, что так угнетало его, но, разумеется, это было его право. Я рассчитывал на то, что со временем его мрачное настроение развеется, и мы вернёмся к нашим обычным непринуждённым разговорам. Таким образом, после нескольких пробных вопросов, на которые он не дал удовлетворительного ответа, я не стал больше возвращаться к рассказу Сета Акинса и инссмутским легендам.

Утром следующего дня я вернулся в Нью-Йорк.

Далее следуют выдержки из дневника Джеффри Кори: