За окном было ярко, жарко, пахло горячей травой и медом. Гудели пчелы. На солнцепеке расстелен был выгоревший брезент, на брезенте в соломенной шляпе лежала Вероника. Смотреть на нее было одно удовольствие. Рядом, опираясь на какой-то столб, стоял дед и ехидно щурился.
– Отдохнул? – спросил он.
– Более-менее.
– Пчелки не покусали?
– Почти нет. На кой им дубленая шкура?
– Как сказать...
– Как у вас там дела?
– Нормально. Уладили. Следователь, конечно, очень удивился, что старый пердун уложил двух бандитов... он их, кстати, узнал. Есть такая группировка "Муромец" – так они из нее.
– О, дьявол, – сказал я.
– Ты их знаешь?
– Знаю. Самое говно. Гитлерюгенд.
– И что теперь?
– Надо двигаться. А вам, наверное, стоит действительно нанять каких-нибудь пистолетчиков... хотя нужен-то им я.
– Чем ты их так зацепил?
– Да случайно копнул глубже, чем надо – и вылезло дельце на триста миллионов. За такие деньги, сам понимаешь, и морду набить могут.
– Но как они тебя тут нашли?
– Черт его знает... через фарера, который меня подвез? Разве что... хотя...
Какая-то догадка у меня, кажется, возникла, но тут Вероника лениво поднялась и подошла к деду.
– Слушай, дядь Вань, – сказала она, – ты же все понимаешь, а?
– Да чего уж не понять. Только учти, Ольга уже матом тебя кроет, чего-то ты там не сделала.
– С Ольгой мы сочтемся... – в голосе ее прорезалась хрипотца. – Дай я тебя поцелую.
Она обвила шею деда руками и томно поцеловала в одну щеку, в другую...
– Хватит, Верка, хватит, – смеясь, отбивался дед.
– Ну, раз хватит... – она шагнула назад, а я вдруг снова вернулся в тот миг, когда мы, цепляясь друг за друга и хохоча, выбрались из речки, повалились на песок и стали бешено целоваться. Дед что-то говорил, а она ему отвечала, я отступил от окна и запнулся взглядом за приемник – и чисто автоматически, не знаю, зачем, включил его.
Эфир был полон Вагнером, все диапазоны содрогались от могучих аккордов, и с огромным трудом пробивалась сквозь них взволнованная дикторская речь. Массовые аресты, произведенные накануне... под лозунгами... призвали к невмешательству... однако армии государств... многочисленные жертвы... из стрелкового оружия и минометов, число убитых превысило... выступление рейхсминистра внутренних дел по телевидению только обострило... переход вооруженных сил на сторону восставшего... удерживают пока... к утру обозначились позиции... германские части, расположенные южнее... по неполным данным, на стороне народа выступают чешские, финские, болгарские, греческие... неопределенность относительно... покинув летние лагеря, движутся к Москве... перестрелка с применением реактивных... судьба до сих пор... ста танков сосредоточено в районе Кремля, кроме того, контролируется... толпами беженцев... растущие жертвы... чревато разрушением реактора, последствием чего могут стать...
Рядом со мной молча стояли дед и Вероника: дед неподвижно, как соляной столп, а Вероника слепыми непослушными пальцами пыталась застегнуть на груди комбинезон. Я тихонечко вышел из дому, снял с веревки высохшие клейды, оделся. Когда она успела постирать?.. Почему-то сдавило горло. Все было неправильно, все, кроме... Я взял себя в руки. Спокойно. Не сходи с ума. Не имеешь права сходить с ума. Не имеешь права...
Уже другой голос, сорванный, хриплый, выкрикивал: сограждане, настал решительный... чаша гнева... притеснения, невиданные за все годы существования... культурный и моральный кризис, полный тупик... расстреляв мирную демонстрацию, поставили себя вне закона... более трехсот человек... братья-солдаты, которые никогда... тем самым окончательно похоронил надежды... распространено обращение командующего Русским территориальным корпусом генерала... на защиту безоружных москвичей встали солдаты чешской бригады, их поддержали... потеряв несколько танков, отошли... запершись в Кремле, вряд ли могут рассчитывать... волна народного гнева сметет, как мусор... последний шанс, данный нам историей... только свободная, единая, независимая Россия... к оружию, граждане, к оружию, россияне!
– Эт-то но-омер... – протянул дед.