Иногда они умирают

Я закрыл глаза, думая под неумолкающий аккомпанемент шума ветра и кашля простуженных соседей о том, зачем на самом деле ищу источник. Выполнить последнюю волю Уолта? Изменить весь мир? Или прежде всего я хочу просто увидеть загадочное место, о котором только читал. Убедиться в том, что оно действительно существует. Доказать это себе и всем остальным. Сейчас – для меня это самое главное.

И спутники, как будто подчиняясь моему желанию, всячески поддерживали меня в нем, стремясь в том же направлении, что и я…

Рядом хлопнула дверь, за стеной послышались шаги и приглушенные голоса вернувшихся из обеденной залы. Сначала долгое неразборчивое брюзжание Джейка, затем вопрос Тиссы, прозвучавший очень задумчиво:

– Знаешь, чем он отличается от нас?

– Ну? – далеко не дружелюбно спросил Джейк.

– Он знает, чего хочет.

– Я тоже, – буркнул тот, уронил что-то, и стук падающего предмета заглушил его следующую фразу.

– В глобальном смысле, – терпеливо отозвалась Тисса. – У него есть цель. И никаких внутренних метаний во время достижения ее.

– А у меня, по-твоему, цели нет? – В голосе Джейка прозвучала негодующая, почти гневная нотка.

– Он делает что хочет, понимаешь, – словно не замечая его раздражения, продолжила девушка все тем же тоном, который можно было назвать мечтательным. – Не принимает правила, которые навязывают ему окружающие. Ведь он мог стать таким же, как все вокруг. Махнуть рукой на свои принципы, идеи, представления, подстроиться под остальных, и жить ему стало бы гораздо легче. Но он не уступает.

– Это я заметил, – проворчал Джейк, – упертый, как гора.

Я невольно улыбнулся, слушая этот разговор о себе самом.

– Потому что он знает, чего хочет. А большинство из нас – нет. Мы мечемся, хватаемся то за одно, то за другое. Мы никогда не знаем, чего хотим на самом деле. Дайвинг сменяет танцы, модельный бизнес – занятия литературой.

Теперь она говорила о себе. Прежде я не подозревал, что ее занимают подобные мысли.

– Я не метался, – высокомерно заявил мужчина.

– Поэтому сменил десяток работ? – тихо рассмеялась Тисса. – И не задерживался ни на одной дольше года. Сколько предприятий ты продал? И сколько потом еще купил? Потом уцепился за свой последний бизнес. Но на самом деле терпеть его не можешь. Мечтаешь, чтобы твои снимки печатали в каком-нибудь журнале о путешествиях. Потом, еще через полгода, бросишь камеру и займешься высотным восхождением. Или горными лыжами.

Ответом ей было напряженное, неодобрительное молчание.

– Нам всем в принципе неважно, чем заниматься, – закончила Тисса свои размышления. – Но у одушевленных всегда есть цель и внутренняя убежденность в том, что они делают все правильно.

Она замолчала, а Джейк сказал властно:

– Что-то в последнее время мы с тобой только и делаем, что рассуждаем на возвышенные темы. Видимо, высота действует на мозги. Пора заняться чем-нибудь более приятным и полезным. Иди сюда.

– Извини, я устала, – прозвучал в ответ нежный голос Тиссы, полный искреннего сожаления. – Голова болит. Ты прав, это действует высота…

Ее слова сопровождались громким шорохом, шелестом и долгим взвизгиванием молнии – девушка забралась в свой спальный мешок марки «мустанг», выдерживающий температуру до минус тридцати градусов, и приготовилась мирно уснуть под гул ветра за окном.

Джейк снова забормотал нечто неразборчиво, но явно недовольно и, судя по аналогичным звукам и скрипу кровати, – улегся на свое место.

Я закрыл глаза, испытывая легкое удовлетворение от этого разговора. Тисса в самом деле искренне старалась меня понять. Но большее удовольствие доставляло знание того, что Джейк на этот раз остался ни с чем. А еще воспоминание, что со мной голова у Тиссы никогда не болела.

С этой мыслью я уснул.

Утром меня разбудил Тшеринг.

Погонщик, боком протискиваясь в приоткрытую дверь, спросил вместо приветствия:

– Ну что, гурх ночью не являлся?

– Нет. Похоже, остался ночевать в горах. – Я вытащил ботинки из спальника, куда убрал их, чтобы они не промерзли за ночь.

Тшеринг посмеялся, подождал, пока я скатаю спальный мешок, засуну в чехол и уберу его в свой объемный походный рюкзак. А потом удалился, захватив мои вещи, чтобы навьючить на одного из эбо.

Ночью на окнах намерз слой льда. Ветер утих и лишь, тихо подвывая, изредка скребся в стену. Свеча в миске на полу превратилась в лужицу растаявшего воска.

Умывальник находился как раз напротив моей комнаты. Возле него я столкнулся с Тиссой. Сегодня она была в черном – обтягивающая водолазка, такие же непромокаемые брюки. Кудрявые светлые волосы на этом фоне казались особенно яркими. Повязав их синим платком, она стояла у маленькой раковины и плескала в лицо ледяную воду. Когда Тисса наклонялась над низким краном, я видел, как ткань обтягивает ее спину с четкой линией позвоночника, выступившего под кожей. Заглушив желание провести ладонью по ее плечам, я встал рядом. Девушка чуть повернула голову, увидела меня и выпрямилась.