Иногда они умирают

– Я и говорю, они дикие, – заявил Джейк и, чтобы поставить точку в разговоре, навел объектив на живописное дерево, нависающее над тропой.

Мы спускались все ниже к реке. Здесь было прохладно, влажно, высокий лес, обступающий нас со всех сторон, выглядел угрюмым и враждебным. Искривленные стволы обросли бородами бурого мха, сухие листья, попадающиеся под ногами, распадались серым прахом.

– Надо было весной приезжать. Я читала, что здесь почти по всей тропе цветут рододендроны, – сказала Тисса, снимая горные очки и глядя по сторонам незащищенным взглядом, но, похоже, окружающий пейзаж не показался ей более приятным – и она снова надела их.

– Весной часто идут дожди. И появляются сухопутные пиявки.

– Кто появляется? – скривился Дик, отводя локтем ветку, протянувшуюся через дорогу.

– Похожи на маленьких червей или гусениц. Перед дождем или во время него собираются на ветвях и листьях растений возле троп, где ходят люди и животные, а затем, ориентируясь на тепло, переползают на кожу. После укусов этих паразитов ранки долго не заживают и кровоточат.

– Чудесное место, – сказала Тисса, брезгливо отстраняясь от боярышника, растущего у самой тропы. – Интересно, здесь есть что-нибудь хорошее?

– Горы, – ответил я.

– Ах да, горы, про них-то я и забыла. – Она рассмеялась, оглянулась на меня, хотела сказать что-то еще, но промолчала.

Мы дошли до небольшого ручья. Над ним стояла черная от времени молельная мельница. Вода крутила ее, и барабан вращался с легким скрипом, каждым оборотом посылая молитву верховному божеству. Движение ее могло остановиться, лишь когда пересохнет река.

– Неплохо придумано, – заметил Джейк, проходя мимо.

Деревянный барабан ответил ему вежливым поскрипыванием.

Миновав еще одно селение, мы перешли реку по длинному мосту. Шаткое сооружение было очень низким, и брызги ледяной воды, играющей на камнях, долетали до нас.

Сразу за ним начался небольшой подъем в гору – репетиция перед долгим восхождением к монастырю. Нас обогнала местная девушка с тремя косматыми эбо, гривы которых были богато украшены лентами и бантами, а на шеях висели ошейники с колокольчиками. Все четверо окинули нас подозрительными взглядами и стали очень быстро взбираться.

Мы пошли следом, дождавшись, когда уляжется пыль, поднятая копытами тяжелых зверей.

Скоро я увидел впереди двух трекеров – женщину и мужчину, медленно движущихся вверх по тропе. Очень медленно. Оба были на редкость упитанными, неповоротливыми и шумными. В своих ярких бирюзовых костюмах и ядовито-желтых ветрозащитных жилетах они напоминали тропических гусениц, из которых никак не могут вылупиться бабочки.

Их причитания, жалобы и тяжелое дыхание слышались издалека. Гид, сопровождающий путешественников, не торопясь шагал сзади, не выражая никакого беспокойства по поводу их медлительности. Мы приблизились.

– Друг, скажи, – издал путешественник почти предсмертный хрип, цепляясь за мою руку, – подниматься долго?

Тисса безжалостно рассмеялась. Джейк, осознавший себя рядом с монументальным попутчиком стройным атлетом, горделиво приосанился.

– Часа три-четыре, – честно ответил я.

– Так три или четыре?

– Для вас все пять, – злорадно сообщил Дик, – а то и шесть.

Женщина закатила глаза, но больше кокетничала, чем была утомлена.

– Справитесь? – спросил я их гида – молодого, высокого и стройного кайлатца.

– Справлюсь, – весело ответил тот, сверкая белыми зубами и белками черных, как маслины, глаз. – Сами идти не смогут – закачу наверх.

Он говорил на горкхали очень чисто, без малейшего акцента. Я внимательнее присмотрелся к его смуглому лицу с правильными чертами, прямым носом и высоким лбом.

– Вы из гурхов?

Парень широко улыбнулся и чуть поклонился, демонстрируя уважение к моей проницательности.

– Да. Удивлены?

– Я думал, вы занимаетесь только тем, что связано с войной.

– Все в этом мире так или иначе связано с войной, – ответил он, вежливо улыбаясь, поклонился, показывая, что разговор закончен, и отошел к своим подопечным, весело беседующим с моими.

И снова начался подъем. Все выше и выше над долиной. Тропа петляла, вырисовывая размашистый зигзаг по горе, тонула в лесу и вновь вырывалась на открытое каменистое пространство. Небо постепенно затягивали облака, все более густые и плотные.

В горных очках казалось, что мир вокруг потемнел и начинает смеркаться. Но стоило снять их, как яркий белый свет начинал слепить глаза.

Возникало стойкое ощущение, будто мы идем на стыке двух времен суток – не вечером, но и не днем. Из разрывов облаков вниз били длинные лучи, расщепленные на тысячи тонких, сияющих волосков, соединяющих небо и землю. Они скрывали за собой очертания вершин, и те лишь угадывались смутными бесформенными контурами.

Глядя на эту картину, я вспоминал слова из древней кайлатской книги, которую мне доводилось читать в монастыре Тенгабоче:

Горы – ступени в небо.
Поднимаясь по ним,
Я иду к новой жизни…