Нет, если бы это был Макс, мне пришлось бы выйти за него замуж. Не хочу замуж. Ни за Макса, ни за Женю… Вообще не хочу замуж. Не хочу! — Она поняла, что у нее начинается очередная истерика, и взяла себя в руки. — Придется! — строго сказала она себе. — Теперь тебе придется вырасти, стать взрослой… Теперь ты будешь чьей-то матерью… Но я не хочу!" — почти прокричала она про себя.
Она перевернулась на правый бок и поджала ноги под себя. Ей было холодно, грустно и очень одиноко. Она подумала, что теперь это одиночество не развеет даже Макс. «Макс меньше всех. — Она вздохнула. — Он просто рехнется, когда узнает, что я залетела от Жени…»
Ей снова вспомнился один из последних визитов к Жене. Она нанесла его уже после того, как ее подозрения подтвердились и были проверены в роддоме у Ольги Петровны.
Жене дорого обошлось его неожиданное отцовство. Юлька, ворвавшись к нему в дом, устроила жуткую сцену. Женя то краснел, то бледнел, выслушивая ее обвинения и проклятия, за дверью стояла очень подозрительная тишина (Елена Александровна тоже краснела и бледнела, что, впрочем, было трудно различить в полумраке коридора), а сам адвокат, вернувшийся только к вечеру из своей конторы, был просто ошарашен известием, что цель, казавшаяся труднодостижимой, уже месяц, как достигнута.
Юля, выкричав все имеющиеся в наличии ругательства, выслушала в свою очередь очередное предложение руки и сердца и на этот раз не рассмеялась и не разозлилась, а как-то понуро села на тахту и просидела так минут десять..
Адвокат немедленно позвонил Сергею Павловичу, и они взаимно поздравили друг друга. "
Самой же Юльке было не до поздравлений.
Да ее никто и не поздравлял, исключая родителей Жени, которые одни, казалось, были обрадованы этой новостью. Мать Юли, выслушав ее заявление о желании рожать, не возразила ей ни словом, ни жестом, однако пролежала целый день в своей комнате, не подпуская к себе дочь, а вечером за ужином только и сказала:
«Тебя ждет моя судьба». Юлька сжала зубы и промолчала. Ольга Петровна, узнав от Надежды Сергеевны, кто является отцом ребенка, всплеснула руками и сказала, что она может помочь девочке. Быстро и безопасно. У них в роддоме есть чудесный специалист. Юлька почувствовала, что ее былые симпатии к матери Макса понемногу испаряются. «Скоро у меня не останется ни одного друга, никого, — думала она. — Только мамаша Жени и его собственная любимая персона. Невеликое утешение. Мама меня точно не простит. А как воспримет эту новость Макс?»
Макс, которому все-таки пришлось отсидеть пятнадцать суток, воспринял новость с отчаянием.
Неприятности, казалось, поджидали его прямо за порогом тюрьмы. Прежде всего он обнаружил, что среди возвращенных ему вещей не хватает тетрадки, где была записана Юлькина история болезни.
— Где «Девушка…»? — немедленно спросил он. — Я хочу получить ее обратно.
— Девушки на воле, — ответили ему. — Шагай!
— Вы меня не поняли! — закричал Макс, но его никто не слушал.
Минуту спустя на его груди уже рыдала мать, повторяя одно и то же: «Какой худой, боже мой, какой худой!» Макс высвободился из ее объятий и посмотрел по сторонам. Юльки не было. Уже испорченное настроение испортилось еще больше.
— Пойдем отсюда, — пугливо озиралась его обычно совсем не пугливая мать.
— Представляешь, мам! — Макс словно опьянел от вольного воздуха и шел рядом с матерью, слегка покачиваясь. — Они отняли у меня «Девушку…»!
Мать только всхлипнула и мизинцем поймала слезу, повисшую на крашеных ресницах.
— Так ты уже все знаешь, — несколько разочарованно протянула она. — А я думала, как ты это воспримешь. Никому верить нельзя, никому!
— Это ментам-то?! — взорвался Макс, и мать испуганно шикнула, оглядываясь по сторонам. — Что ты болтаешь, мам?! Они что, сказали тебе, что «Девушку…» конфискуют?
— Слово-то выбрал! — упрекнула его мать. — «Конфискуют»! Из-под носа увели, балбес! Сам виноват!
— А что, я ее стеречь должен был?! — Макс не находил слов от возмущения. — Если я в камере сидел? А она в другом месте. Конечно украли. Я так и знал.
— Если бы она была тебе нужна, стерег бы!
Ольга Петровна спохватилась, что на них смотрят, поспешила поймать такси, предварительно купив сыну пирожок с лотка. Макс вцепился в него зубами и стал жадно жевать.
Прикончив пирожок, он выглянул в окошко и, вздохнув, вернулся к прерванному разговору:
— Ладно, черт с ней. И так обойдусь. Начну еще раз…
— Вы все, мужики, одинаковые, — хмуро сказала Ольга Петровна. — Вам бы только начать… Эх, раз, еще раз, еще много-много раз…
— Не понимаю, почему ты так переживаешь по этому поводу? — не выдержал наконец Макс. — Разве это не мое личное дело?
— Но я тоже привыкла к девочке, — возразила Ольга Петровна. — А она теперь будет жить в другом доме, может, больше и не увидим ее. А ты… Так легко относишься к этому!
Надежда сказала мне, что Юля уже согласилась…
— Не понял. — Макс остолбенело смотрел на мать. — При чем тут Юля?
— Как это — при чем? — Ольга Петровна ошеломленно смотрела на сына. — Она же выходит замуж!
— Юлька?!