— Гильермо, — тихо позвала я бету Кирилла Баева. – Можно тебя попросить о прощальном подарке? Ты и так сделал столько всего хорошего для меня, и я не имею права на эту просьбу, но если…
— Конечно, Тая, — грустно улыбнулся мужчина. – Сочту за честь.
— Поцелуй меня.
— Что? — Гильермо тряхнул головой, будто подумав, что ошибся. – Что ты сказала?
— Поцелуй, пожалуйста, меня.
Гильермо чисто по-мужски усмехнулся – и, приблизившись, медленно накрыл мои губы своими.
Это было… как-то совсем не так, как я ожидала.
Я не сопротивлялась, оставаясь абсолютно ведомой – уверенная в том, что опыт у Гильермо куда больше моего.
Вот его губы осторожно раскрыли мои, вот я почувствовала внутри своего рта чужой язык… Это было странно, необычно и…ничто во мне не отзывалось.
Всё впустую! Я осторожно отстранилась, прерывая поцелуй.
— Спасибо, — произнесла я, разочарованно дотрагиваясь до губ рукой.
Гильермо добр, заботлив, великодушен – и я испытывала к нему благодарность, дружбу, даже какие-то родственные чувства… но только не страсть. Да что там: даже от поцелуя (несомненно, умелого) во мне не проснулось
Я угадала правильно - это была часть папочкиного наследия, привязывающего меня к своей долбаной паре, невесть как и невесть зачем предопределенной. Моё истинное «я» не могло желать мужчину, который сотворил со мной столько всякой мерзости; моё животное «я» жаждало свою пару.
Больная, неправильная, бесчеловечная связь оборотней.
Эта же связь когда-то убила мою мать: в отце было слишком много от животного; пометив маму как истинную пару, он использовал любые возможности, чтобы сильнее привязать её к себе. Деньгами, связями, ребенком.
А в итоге, его волку всё жё не хватило ласк одной женщины – и отец, не дополучив от матери желаемого, с лихвой восполнял это на стороне, увеличивая этим и без того болезненную агонию моей мамы.
Точно так же, как и Этьен…
— Тая? – обеспокоенно спросил Гильермо. И только тогда я заметила, что моё лицо всё мокрое от слёз.
Облизав солёные губы, я с трудом пробормотала.
— Всё хорошо, Ги… Всё хорошо.
И в этот момент чья-то черная тень снесла Гильермо в сторону.
Это был Этьен.
Валуа – обернувшийся наполовину — методично рвал Ги на части. Он явно наслаждался этим процессом – и делал это с особой жестокостью. Куски мышц, сухожилий острыми клыками и когтями отрывались от тела Гильермо и шмякались на пол, заливая кровью безупречный персидский ковёр.
Я умоляла Валуа прекратить убийство Гильермо, но после каждого моей тихой просьбы Этьен рвал Гильермо ещё сильнее, и я, наконец, осознав это, зажала рот рукой и беспомощно вжалась в угол комнаты.
Меня мутило, трясло от страха и паники; я не понимала, почему он это делает; хорошо, впрочем, зная, что Этьену для его зверств достаточно совсем небольшого повода.
Тогда я ещё была уверена, что он никак не мог узнать о нашем коротком поцелуе, ведь дверь в комнату ведь была закрыта на ключ, а потому никто не мог ни войти, ни даже заглянуть внутрь.
Вначале я даже подумала, что Валуа просто услышал какую-то неприятную для себя новость или сплетню, и лишь когда в комнате стали появились остальные Альфы, стало понятно, что он как- то учуял мой порыв…
— Пожалуйста! – обводя взглядом облеченных огромной властью мужчин, смиренно молила я. – Пожалуйста, спасите… он не сделал ничего плохого.
Я слышала рядом голос Насти – но ни один из мужчин не слышал
Удивительно, но это подействовало. Я даже мысленно принялась благодарить этого надменного типа – ровно до того момента, когда он снова открыл рот.
Когда Валуа оторвался от Гильермо, и неподвижное тело того рухнуло на пол, этот надменный Альфа на безупречном английском принялся доказывать, что Гильермо был моим любовником, и что всё случившееся подстроено Альфой Баевом с целью свести с ума Этьена.