Иного выбора нет

В это время в Центре существовал небольшой отдел, известный под кодом «N», который наряду с такими задачами, как вскрытие пакетов с дипломатической почтой, когда предоставлялась такая возможность, также изучал разговоры иностранных дипломатов, чьи телефоны прослушивались на тот случай, если в них содержались данные, интересные для разведки. Поначалу хотели возложить на «N» и обязанности по обработке материалов, поступающих в ходе операции «Конфликт», но «N» находился в главном здании, его нельзя было расширить, не говоря уже о том, что небольшой штат пожилых и достойных лингвистов привык к неторопливому темпу работы и вряд ли бы справился с непрерывным потоком информации. В результате решили образовать совершенно новый отдел, штат которого можно было бы расширять по мере необходимости. Это стало тем более актуальным, что Питер Ланн, вдохновленный успехом «Конфликта», уже строил планы двух новых операций против специальной советской связи в Вене. Так родился отдел «Y».

Основу отдела составили расшифровщики, которые прослушивали пленки, доставляемые три раза в неделю из Вены специальным самолетом британских ВВС. Они записывали материал, а потом передавали его группе из двенадцати офицеров сухопутных войск и ВВС (одни — в отставке, другие временно откомандированные), хорошо знавших русский язык. Их работа заключалась в изучении разговоров, извлечении содержавшейся в них информации и объединении ее с информацией предыдущих бесед в регулярное донесение о советском военном контингенте в Австрии. На третьем этапе работали полковник Джимсон и его заместитель, которым помогали четыре секретаря. Джимсон и его заместитель отвечали за деятельность отдела в целом и за связь с Руководством и заинтересованными министерствами. Еще одним важным членом команды был мистер Ньюолл, офицер-администратор, на котором лежала трудная задача подыскивать надежных и знающих русский язык сотрудников.

Многих он находил среди выходцев из так называемых санкт-петербургских англичан. Несколько поколений британских купцов жили в России, особенно в Санкт-Петербурге, где они торговали лесом и мехами, открывали свои фабрики. Нередко женатые на русских, они оставались англичанами и обычно посылали своих детей учиться в Англию. Дети их, как правило, были двуязычны. После революции последнее поколение этих торговцев и промышленников покинуло Россию и поселилось в Англии.

Другие расшифровщики были дочерьми русских иммигрантов, часто благородного происхождения, вышедшими замуж за англичан. У большинства уже выросли дети, и они были рады возможности получить выгодную работу, позволяющую использовать родной язык.

Третью категорию составляли бывшие польские офицеры — работники польской разведки, которой во время войны руководили из Лондона. Все они свободно говорили по-русски.

Эти разные группы расшифровщиков придавали отделу неповторимое своеобразие, делали его непохожим на другие подразделения британской разведки. Среди русских, как и среди англичан, множество эксцентричных личностей, что особенно заметно в сочетании этих двух национальностей. Каждый, кто имел дело с сотрудниками отдела «Y», скоро убеждался в этом. Здесь сосредоточилась бездна славянских темпераментов и настроений, и требовалось немало такта и деликатности, чтобы поддерживать мир и слаженную работу всего механизма. Том Джимсон с его превосходными манерами, сдержанностью и застенчивым обаянием оказался тем человеком, которому это удавалось. Я помогал ему как мог.

Моя работа в основном заключалась в поддержании связей с Военным министерством и Министерством авиации. Часто эти ведомства интересовались конкретными вопросами, ответы на которые мы искали в расшифрованном материале. Если нужная информация находилась, я составлял специальный доклад. К тому же я отвечал за обработку материалов микрофонных операций. Это оказалось самой неблагодарной работой, так как, по моему опыту, эти операции редко давали дельную информацию. Они были полезны лишь как источник вспомогательных сведений о характере, привычках и контактах людей, которых подслушивали, и, таким образом, облегчалась вербовка.

В это время среди высших чинов британской разведки, особенно тех, кто занимался нашим отделом, многие верили, что будущее шпионажа — за техникой, а человеческий элемент становится все менее важным. В определенном смысле жизнь подтвердила их правоту, но полностью разделить такой взгляд на вещи я не могу. Конечно, большая часть сведений, которые в минувшую войну доставляли сотни агентов, сегодня может быть получена с помощью технических средств, например через спутники. Однако остаются такие важные элементы, как действительные намерения и планы противника, о которых можно узнать лишь от человека, присутствовавшего на военном совете. Кроме того, все технические новации в сфере разведки рано или поздно (чаще — рано) приводят к изобретению того или иного оборудования, которое сводит на нет недавнее достижение. Впрочем, возможно, я пристрастен.