Иного выбора нет

На следующее утро у наших ворот появился северокорейский офицер с двумя солдатами. Через слугу, вышедшего на звонок, он вежливо передал просьбу спустить флаг, который может привлечь внимание самолета. Мистер Холт немедленно отдал приказ сделать это. Военные ушли. Это был наш первый контакт с врагом, и он казался обнадеживающим. Наступило воскресенье, война шла целую неделю. Утром епископ отслужил в столовой коротенькую службу, и остаток дня мы лениво слонялись по саду. Сразу после чаепития у ворот остановились три «джипа» с солдатами, они потребовали впустить их, подъехали к дому, где нас собрали и приказали сесть в «джип», мы даже не успели взять с собой самое необходимое. Нас отвезли в штаб сеульской полиции, который пользовался дурной репутацией. В штабе нас допросил говоривший по-английски офицер северокорейских войск, он хотел знать, кто мы. У нас не было с собой никаких документов, поэтому мистеру Холту и мне разрешили под конвоем вернуться в миссию и привезти все паспорта. Когда я сидел за узким столом напротив офицера, который меня допрашивал, внизу раздался выстрел из ружья. Пуля, пройдя через пол и стол, разнесла вдребезги чернильницу, окатив нас чернилами, и ушла в потолок, просвистев между нами. Это вызвало определенное замешательство, прервавшееся, когда привели еще двух иностранцев. Одним из них оказался штатский инженер-американец, который был мертвецки пьян в тот уик-энд, когда началась война. Когда он протрезвел, его соотечественники уже уехали, а северяне взяли город. Вторым оказался пожилой русский из белоэмигрантов, водолаз по профессии, которому я несколько недель назад отказал во въездной визе в Гонконг.

Вечером всем нам дали немного шариков из риса, а к полуночи затолкали в кузов грузовика, туда впрыгнули и вооруженные солдаты. Грузовик остановился в небольшой долине в горах. У всех появилась одна и та же мысль: нас привезли, чтобы казнить. После всего, что мы слышали о коммунистах, такое объяснение казалось самым подходящим в данной ситуации. Даже запасная канистра бензина подтверждала дурные предчувствия — горючее было нужно, чтобы потом сжечь трупы.

Тем не менее после томительного ожидания подъехал «джип» с двумя офицерами, и путешествие продолжилось. Всю ночь и следующий день грузовик двигался прямо на север, мы даже ни разу не останавливались поесть. Это было кошмарное путешествие через сожженные дотла деревни, мы едва успевали лавировать между воровками, и всю дорогу нас преследовал запах разлагающихся трупов. К вечеру, измученные и растрясенные, мы наконец прибыли в столицу Северной Кореи Пхеньян, где нас поместили в бывшем школьном здании за городом.

Дней через семь после прибытия привезли коллег из французского консульства. Здесь были генеральный консул месье Перрюш, мой друг Жан Мидмор, второй вице-консул месье Мартель вместе со старой матерью и сестрой и месье Шантелу — корреспондент, которого война тоже застала в Сеуле. В течение нескольких следующих недель к нам добавилось много других иностранцев. Со временем группа выросла до семидесяти человек. Сюда входили миссионеры-католики французы и ирландцы, несколько монахинь-кармелиток, монахиня-англиканка сестра Мари Клэр, миссионерки-пресвитерианки из Америки, три семьи русских белоэмигрантов, одна татарская семья и швейцарец, управляющий отелем «Чоузен» — единственной в Сеуле гостиницей в европейском стиле. Последним к нам присоединился Филип Дин, военный корреспондент «Обсервер» с подвязанной рукой и тяжело опирающийся на палку. Он был ранен на фронте, не успел перейти за американскую линию и был захвачен в плен.

Насколько я знаю, о нашей маленькой группе гражданских интернированных лиц, проведших три года в корейском плену, написаны по меньшей мере две книги, причем одна из них — моим другом Филипом Дином. Поэтому я не стану повторяться и подробно описывать жизнь в лагере, за исключением деталей, оказавших прямое влияние на мою дальнейшую судьбу.

Два месяца мы провели в школе в Пхеньяне. Еда была довольно приличная, но однообразная — три раза в день миска риса и маленькая чашка капусты. Больше всего мы страдали от комаров и вшей и даже стали специалистами по вылавливанию друг у друга этих насекомых. Нас охраняли корейские солдаты, которые с нами практически не общались.

В конце августа нас перевезли, присоединив к группе из семи сотен американцев, взятых в плен в первые недели войны. Нас доставили на поезде в Манпхо — маленький городок далеко на севере, на реке Ялуцзян, которая течет вдоль границы Кореи с Маньчжурией. Там нас разместили в заброшенных военных казармах, но условия жизни были еще сносными. Осень в Корее, как я уже говорил, самое красивое время года, и погода стояла отличная. Нас регулярно водили купаться, а иногда отпускали на прогулки. Изредка тюремщики даже предоставляли нам выбор: килограмм яблок или немного табака. Яблоки в Корее очень вкусные, и я предпочитал их куреву. С тех пор я больше не курю.