Иной край неба. Дилогия (СИ)

Я выпрямился, медленно потёр горящую скулу левой рукой, выдавливая из себя воздух сквозь зубы. Праведный гнев придётся отложить! Драки не будет: на мне магическое оружие же! Правую руку с катаром я теперь за спиной прятал. Праведный гнев. Хм. А бывает ли гнев праведным вообще? Кажется, только что кто-то шибко мудрый моими устами говорил что-то о хладнокровии, спокойствии, власти разума и прочем таком всяком...

- В расчёте? Фиг тебе! С тебя пачка жвачки, Горохов! За науку! - проворчал я, и ткнул левым кулаком в его раскрытую для рукопожатия правую ладонь. Не мог я сейчас никому руку жать: на моей правой - катар! Который я сейчас за спиной прячу. Горохов хмыкнул, сжал свою правую ладонь тоже в кулак, и мы сдвинули кулаки костяшками. Вот ведь, горелая изоляция! Распаять мои контакты алхимическим огнём!

- Иди, Горохов, с миром, а я подожду у реки! - буркнул я.

Горохов хмыкнул, и развернулся было уходить. Вдруг остановился, оглянулся на меня, покачал головой. Сделал пару шагов беззаботной походкой вразвалочку, но резко развернулся, и решительно вернулся ко мне.

Ну чего ещё ему?! Валил бы ты, Горохов! Мне оружие холодное прятать надо срочно, не ровен час, заявится кто сюда!

- Слышь, Лёха, а это чего сейчас было? - спросил он. - Ну, вот, про реку, и про мир? Это, я не понял, ты чего-то имел в виду? Или просто что-то умное ляпнул, что бы, типа, круто выглядеть?

- Это отсылка к Конфуцию, Горохов, - вздохнул я.

Горохов замер знаком вопроса. Не уйдёт, ведь, зараза! Надо было согласиться, что я это для умного вида ляпнул! Я заглянул в глаза Горохову, но тот взгляда не отвёл. В его глазах светилась наивная вера в то, что я его сейчас откровением одарю. Ладно, лови, Горохов!

- Мудрый Конфуций, не проигравший, кстати говоря, ни одной битвы, даже превосходящим силам противника, учил: - 'Дай дорогу дураку, и подожди у реки, любуясь кувшинками, пока течение не пронесёт мимо тебя его труп'. Ну, я дословно не помню, но смысл такой.

- А! А я так и думал, между прочим, что это из какого-нибудь Конфуция! - заявил Горохов, и, наконец, пошёл прочь. Но не ушёл - опять вернулся:

- Слышь, Лёх, а чего ж ты такой крутой к нам в карате не идёшь?

- Да куда мне ещё и карате?! - удивился я предложению. - Три вида спорта тяну!

- Вот я к тому же! Зачем тебе сдалось столько тянуть?

- Да как-то закрутилось, сам теперь не пойму, - пожал я плечами.

- А слышь, неужто мотокросс и впрямь круче карате, а? - поинтересовался он. - А я, знаешь, в карате-то назло родителям пошёл. Это потом втянулся, нравиться стало, как что-то получаться начало.

- Да вот и я тоже в мотокросс пошёл, что бы отцу досадить! - вдруг неожиданно для самого себя ляпнул я! Вот оно! Очень на правду похоже, очень! Надо бы с двойняшкой своим поговорить о мотокроссе и отце!

- Ты это, Горохов, не злись за заметку в газете, - вздохнул я. - Мы в следующем номере опровержение дадим.

- Да ладно, чего там! - отмахнулся тот. - С меня-то не убудет. Только не понятно, зачем вам в газете всякий такой вздор пустой писать?

- А! Девчонки! - вздохнул я. - Они так себе журналистику представляют: что бы громкие заголовки и сенсации!

- Да как же ты-то к ним попал? - посочувствовал Горохов.

- Они меня шантажируют! - громким шёпотом признался я.

- А есть чем?

- О! Ты не представляешь, на что они способны!

- Да уж, - Горохов покачал головой, и вздохнул.

Он всё же ушёл, и я, крадучись, прижимая к себе завёрнутый в школьный пиджак катар, пробрался в комнату нашей редакции. Благо, дверь тут теперь не запиралась, если знать, как потянуть. Присел на стол, приложил холодную сталь к ушибу. Подумал.

Как призыв оружия работает - я разобрался. Осталось разобраться, как сделать, что бы оно не работало, когда не надо! А думай-не думай, а холодное оружие прятать надо! И взялся я за художественную самодеятельность: вырезал задумчиво разные цветочки из цветной бумаги, да на катар наклеивал - что бы замаскировать под... сам не знаю что. Получился эдакий шедевр авангардизма. Я его подальше за шкаф затолкал.

...

Шпаргалки с предсказаниями, спрятанные в нашей стенгазете, так понравились народу, что их растащили за первые две перемены, и на третьей предсказания закончились. Наши девчонки в спешном порядке тайком на уроке писали новые. А на четвёртой перемене оказалось, что стенгазета снова полна пророчеств и советов! Но на этот раз все пророчества предрекали вызов к доске и проверку домашнего задания. Видимо, это учителя постарались! Мы не стали выбрасывать труд учителей, а перемешали их пророчества со своими - шутливыми.

После уроков наша редакция, или, как все её уже все называли - клуб - собрался в полном составе отпраздновать успешный выпуск стенгазеты. Алёнка весело смаковала заметку о девочке, сломавшей шею, и купившей у колдуньи новую, и смеялась. Я плюнул на свои глупые обиды, не стал дуться, и смеялся вместе со всеми.

Ещё смеялись над тем, как Тахион выглядел, отвечая у доски в наряде пирата: - 'Косинус половины угла! Арр! Якорь мне в глотку!'