Я почти не заметил укола иглы. Ее взгляд я взял с собой в свой сон.
Я очень долго спал. Несколько раз я просыпался, но я не знаю уже, что происходило в это время. Хорошо, когда можно уснуть и забыться. Но только одно не покидало меня во время моего забытия. Я видел тысячу снов, и всякий раз в них появлялась она. Когда я окончательно проснулся, она сидела рядом со мной. Я не был уверен, не снится ли мне это, но Соня сказала:
— Это я Роджер, это тебе больше не снится.
— Откуда ты знаешь, что я видел тебя во сне?
— Потому что ты звал меня. Каждый день. Ты признавался мне в любви.
— Я люблю тебя, Соня, и теперь я скажу тебе это не во сне. Я люблю тебя.
Она проводила рукой по моим волосам и молчала. Я притянул ее к себе и поцеловал ее. Она оставалась со мной и все же была бесконечно далека от меня. Все подходило для нашего мира. Глубочайшая чернота и ярчайшая белизна снаружи и высочайшее счастье и самая глубокая бездна. Правда и ложь — все было рядом. Я больше не произнес вслух, что чувствовал.
— Соня, о чем ты думаешь? Где ты?
— На Земле.
— С ним?
— Да.
— А здесь? Что здесь?
— Ничего. Ничего, Роджер.
Значит это правда, что однажды сказал Чи, подумал я. А я создавал себе иллюзию.
— Мы должны жить, — утешающе сказала она, — постоянно, до самого конца. Но есть человек, которому я останусь верной, чтобы не случилось. Я хочу оставаться верной себе и ему, Роджер. Я не могу вырвать Землю из своей души. Гиула не знал женщин до меня, он не знал, что такое любовь. Он искал ее во мне. Теперь он разочарован. Я не буду принадлежать ни ему, ни тебе, ни Дали или Чи, а только одному. Пожалуйста, пойми меня Роджер.
Последние слова она произнесла шепотом.
Ее признание протрезвило меня, но оно не избавило меня от всепоглощающего желания.
— Расскажи мне о своей жене, — попросила она.
— У меня нет жены, — сказал я, — и нет смысла говорить об этом. О ней не стоит вспоминать. Кто тот мужчина, которого ты не можешь забыть?
— Его зовут Бедрих и он художник.
— А дальше?
— Больше ничего. Я люблю его.
— Значит, он останется твоим лучшим воспоминанием.
Она кивнула.
Мы немного помолчали. Затем я спросил: «У него есть имя — я имею в виду, как у художника?»
— Нет, — сказала она, — но я думаю, он что-то может, несмотря на то, что у него нет общественного признания.
— Да, такое бывает, — сказал я. — Художникам не всегда стоит завидовать и совсем не стоит, если у них есть голова на плечах.
Соня не ответила. Между нами была снова продолжительная тишина. Я взял ее за руку.
У входа в каюту появился Чи.
— Извините, я не хотел бы мешать вам, но может быть вы хотите посмотреть интересный спектакль?
— Нет, — сказал я, — ни спектакль ни трагедию.
— Что же это тогда? — спросила она.
— Это ни Шоу ни Пауст.
Меня разозлило то, что Чи помешал нам.
Чи сказал: «Суперновая, такое редко увидишь, интереснейший процесс. Действие происходит в созвездии Большой медведицы, а именно южнее звезды Каппа. Вам нужно поторопиться, если вы еще хотите что-то увидеть, максимальная яркость кажется уже достигнута.
Он снова пропал.
— Я хотел бы знать, какими категориями он мыслит, — сказал я. — Южнее Каппы! У порой создается такое впечатление, что ему даже нравится это путешествие. Южнее Каппы что-то стало ярче, и восторгается этим.
— Он чудесный, — сказала Соня. — Когда я еще работала в больнице, у нас был профессор, который был похож на него. Он проводил эксперименты с сильными ядами над самим собой. Во время третьего он умер.
— Ну да, чудесный. Мы тоже проводим эксперимент над собой, и мы тоже проведем эксперимент твоего профессора.
— Пойдем в сад, я хочу посмотреть на Суперновую.
— Я хочу остаться с тобой наедине, Соня.
— Для этого у нас еще есть время, Роджер. Пожалуйста, пойдем со мной.
Я неохотно последовал за ней.
В саду щурился, глядя в окуляр.
— Еще одна катастрофа в космосе, — ворчал он, — ты посмотри на это, серая плесень. Звезда надувается, словно мыльный пузырь и снова опадает. Бесполезно, как все в этой идиотской Вселенной.
Он отошел на шаг в сторону, чтобы уступить мне место.
— Оставь пожалуйста в покое плесень, — грубо сказал я и посмотрел на светлое пятно южнее Каппы.
— Эта ядерная реакция разыгралась примерно сто лет тому назад, — сказал Чи. — Повышение интенсивности такой звезды в сорок миллионов раз превышает первоначальную величину.
— Я в этом не сильно разбираюсь, — ответила Соня.
— Я тоже нет, — заметил Гиула, — и это меня не интересует. В сорок или в сто миллионов больше — какая важность.
— Нашему Солнцу пришлось бы светить примерно сто миллионов, чтобы произвести энергию, которая образуется при возникновении Суперновой, — объяснил Чи.
Я думал, есть вещи поинтереснее, чем дебаты об этом светлом пятне, например, Соня, ее кожа мягкая словно шелк…
— Вся наша Солнечная система ничтожно мала по сравнению с размерами, которых достигает такая звезда…
Что Солнечная система по сравнению с ее глазами…
— Пожалуйста, Соня.
Я уступил ей место и словно ненамеренно дотронулся ее руки. Чувствовала ли она, о чем я думал? Паганини забрался в люк.