Иной мир. Часть четвертая

– Начну с ближайших событий и закончу крайними, после которых я вернулся сюда, в прошлое. Самое важное – то, что случится в скором времени и закончится для тебя серьёзным ранением в руку, наступит совсем скоро. Произойдёт это на трассе, возле двух кафе, которые называются «Арарат» и «Дары Сибири». Там нас прижмут бойцы Светлого Будущего, но мы, пусть и дорогой ценой, одолеем их. Человека, слившего нас, знаю, его зовут Миша Устюгов. Информация стопроцентная, услышанная от тебя в скором будущем, которое уже не случится.

– Помолчи, – попросил Росс и набрал чей-то номер. Прошло несколько секунд, и он дал команду: – Устюгова упаковать и доставить в промзону. Желательно так быстро, чтобы, когда я приеду, он уже дожидался меня в особой комнате Бориса и был готов рассказать всё, что знает и не знает. Выполняй.

Закинув телефон в кармашек, дядя Вова многообещающе сказал:

– Учти, Ермаков, если сказанное тобой окажется ложью, всё, что испытал Устюгов, ты испытаешь в десятикратном размере.

Мысленно пожелав неизвестному Мише Устюгову расколоться как можно быстрее, я продолжил:

– После перестрелки тебя увезут в неизвестное мне место, наверняка в больничку, а мы с Машей поедем к Енисею. Отправление пройдёт в нормальном режиме. Новый мир встретит меня пещерой и пропастью, но глобальных неприятностей в ближайшем будущем не предвидится. Будет что-то среднее между пикником за городом и путешествием по африканским джунглям голышом. Цветочки, в общем. Ягодки будут позже, и будет их много.

– Попробую угадать, – буркнул Росс. – На тебя выйдут Светлые?

Я качнул головой:

– Нет, не выйдут. Правильнее будет так – мне придётся участвовать в некоторых событиях, которые касаются конторки «Светлое Будущее» и её дальнейшего благополучия. Точно не скажу, но уверен, что всё не так просто, как мне казалось на тот момент. Есть гипотеза, достоверно не подтверждённая, но стремящаяся к этому, и она такова: многое из того, что со мной происходило, дело рук твоего отца, Михаила Росса. Он был и остаётся человеком, способным на многое, вот только какие цели были им преследуемы, пока не узнал. В этот раз, надеюсь, узнаю.

– Я не понимаю твоей болтовни, Ермаков. Говори фактами. Убеждай меня.

– Если бы я мог вылить на тебя ведро фактов, то уже сделал бы это. – Я тяжело вздохнул через рот и продолжил: – Поначалу думал, смогу легко убедить тебя, что говорю правду, а теперь понимаю, что большее из известного мне – чепуха, которая тебе мало о чём расскажет. Разве что твоя рука, которая с детства страдает, поможет. Ей ведь постоянно достаётся, я прав?

Росс еле заметно кивнул:

– С рукой верно, она у меня невезучая. Но этого мало, расскажи что-нибудь ещё. Если мы контактировали с тобой там до того, как я умер, то, возможно, я рассказал тебе что-то такое, чего ты знать сейчас никак не можешь. Напряги извилины.

– Напрягаю, да не напрягаются. Головушка думать отказывается, потому что какой-то дурак посягнул на её неприкосновенность. Прибил бы, да совесть не позволяет трогать единственного родственника…

Вторая личность проявила себя вовремя:

«Было бы что напрягать, да, Никита? Но напрягать нечего, признай. Твой мозг извилинами не блещет, он ровный, как шар для боулинга. Странно, что там нашлось хоть немного места для меня. Везение, не иначе. Ну да чёрт с ним, с мозгом, какой есть, такой есть, другого не будет, переходим к делу. Росс готов поверить, потому что дядька умный. В отличие от тебя, заметь. Чтобы поверил, тебе нужно сказать следующее: полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал, что путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Но ты не смог ничего рассказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев. Говори это Россу слово в слово, Ермаков. И как-нибудь поблагодари за то, что он умер в несуществующем будущем, благодаря этому у нас есть его воспоминания».

Мысленно послав вторую личность туда, куда обычно посылают всех, кто ведёт себя неправильно, я чётко повторил:

– Полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал так: путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Ты не смог ничего сказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев.

Невозмутимость не покинула лицо дяди Вовы. Глядя на дорогу, он сказал:

– Мы подъезжаем к промзоне. Будем минуты через три. Пока молчи, не сбивай меня с мыслей. И считай, что у тебя почти получилось убедить. Разберусь с предателем, тогда и решу, что делать с тобой.