Подтверждение именно такой версии получило следствие и в показаниях некоторых других привлеченных по «Кремлевскому делу». Так, П.И. Гордеева и Т.П. Бураго, сотрудницы (до ареста) правительственной библиотеки, показали, что Н.А. Розенфельд и Муханову интересовало, где находится квартира Сталина. В.А. Барут, работавший в правительственной библиотеке с 1931 по 1932 г., а затем около года в Оружейной палате (только это и дало следствию основание поначалу утверждать о существований в кремлевском музее отдельной «террористической группы)», отметил: «Розенфельд подчеркивала, что Енукидзе оказывает ей поддержку». Брат же Каменева, до развода в 1922 г. муж Н.А. Розенфельд, 5 марта уточнил: мол, она в 1932 г. «впервые заговорила о необходимости убийства Сталина… С этой целью она обхаживала Енукидзе».
Вскоре в следствии, пока лишь накапливавшем данные, наступил качественный сдвиг. Муханова — несомненно, по прямой подсказке тех, кто вел допрос, — сделала 8 марта решающее для «Кремлевского дела» заявление. Неожиданно она поведала о том, что никак не могла по элементарным правилам конспирации знать, о чем должен был в «чистосердечном признании» сообщить только Каменев, ибо ему и отводили роль «руководителя заговора». Агранов (вряд ли замнаркома случайно вел этот допрос) и Молчанов восприняли как должное то, что Муханова им рассказала. Якобы «организация» состоит из пяти групп: в правительственной библиотеке; в КК; в Оружейной палате; бывших троцкистов вне Кремля; из художников. Только так следствие смогло систематизировать полученную информацию по довольно своеобразному принципу — профессии, месту работы всех тех, чьи фамилии хотя бы раз были названы кем-либо из допрашиваемых.
Положение несколько осложнилось из-за позиции, занятой во время допросов по «Кремлевскому делу» уже отбывавшими наказание Зиновьевым и Каменевым. Последний 20 марта и 11 апреля категорически отрицал все. И то, что показал его брат, и то, в чем «сознались» Н.А. Розенфельд и Муханова. Зиновьев же активно подыгрывая следователям, а заодно и «топил» своего старого соратника, не забывая, где следует остановиться. 19 марта он заявил:
«Каменев не был ни капельки менее враждебен партии и ее руководству, чем я, вплоть до нашего ареста… Каменеву принадлежит крылатая формулировка о том, что «марксизм есть теперь то, что угодно Сталину»… Читая «Бюллетени оппозиции», подробно информировал Каменева о содержании этих документов и о моем положительном отношении к отрицательным оценкам, которые давал Троцкий положению в стране и партии… Призыв Троцкого «убрать Сталина» мог быть истолкован как призыв к террору… Контрреволюционные разговоры, которые мы вели с Каменевым и при Н.Б. Розенфельде… могли преломиться у последнего в смысле желания устранить Сталина физически», мы же говорили в смысле «замены его на посту генерального секретаря ЦК ВКП(б)».
Воспользовалось следствие и еще одними показаниями — настоящего троцкиста СМ. Мрачковского, 19 марта охарактеризовавшего оставшихся на свободе единомышленников. После этого появилась возможность спроецировать такую информацию на материалы «Кремлевского дела», превратить Б.Н. Розенфельда — племянника Каменева, и С.Л. Седова — сына Троцкого, в рьяных последователей Льва Давидовича и заодно образовать из них и их товарищей взамен «группы в Оружейной палате» группу «троцкистской молодежи». Так к концу марта сложился очередной вариант структуры «контрреволюционной организации».