Но это только две, наиболее явные стороны принятого закона. То есть заработать еще денег и получить в свое владение массу бессловесных, а главное – физически здоровых (или почти здоровых) малолетних рабов. Только это все мелочи, так – лишь бы финансово заинтересовать непосредственных участников и исполнителей. А вот основной повод, он другой… Если учесть, что в здешней «параллели» процентов семьдесят семей, у которых есть несовершеннолетние, вполне попадают под карательную длань «ювеналистов», это означает: практически у любого можно отобрать ребенка. Отобрать на вполне законном основании. И теперь сами можете прикинуть, какой рычаг давления на людей эти козлы придумали! Вот не нравятся тебе политические взгляды человека, зачем что-то изобретать? Достаточно просто пригрозить забрать его отпрысков в приют. Повод-то всегда найдется. А если не испугается угрозы – лишить родительских прав, и все. Пусть смутьян сам после этого локти грызет или вешается. И если он сделает властям шикарный подарок: принародно кинется на полицаев, то еще лучше – сядет за сопротивление работникам органов. А то в здешней, «истинно демократической» России иметь слишком много политических заключенных вроде как не комильфо. Но в данном-то случае будет чисто уголовное преступление! М-да… С другой стороны, если демократы перегнут палку, то «колхозники» могут курить бамбук. В том смысле, что народ сам, без их помощи и поддержки, восстание поднимет.
Когда я озвучил эту мысль, Павел Викторович, хмыкнув, сказал, что подпольщики тоже не лаптем щи хлебают и все учитывают. А Таисия Петровна, мать Данилки, присовокупила, что если носители свежеиспеченного закона к ним на хутор заявятся, то тут все и останутся. Она их даже стрелять не будет – чести много. Она их в сортире перетопит. Собственноручно.
Глядя на её внушительную фигуру, командир регионального отряда лишь головой покрутил. Видно, представил себе сам процесс. А потом, поднявшись из-за стола, поблагодарил хозяев и двинул в другую часть дома. Там Павел Викторович с Васькой, оккупировав нашу комнату, сначала затребовали пленного и часа на три с ним уединились. После чего американца опять спровадили в тайник и начали по одному вызывать бойцов, для устного опроса. Меня пригласили последним. Войдя, уселся на стул, еще раз кивнул гостям и молча уставился на начальника, в ожидании вопросов, которые не замедлили последовать. Приехавших интересовало все. И как мы выдвигались к намеченному месту, и какова была схема засады, и что я слышал, и что видел, и как действовал. То есть все стандартные вопросы, задаваемые вернувшимся с задания разведчикам. Прямо как у нас. Единственно что, рапорта мы не писали, а так – то же самое. Под конец Павел Викторович, закурив и угощающе подтолкнув мне свою пачку, поинтересовался:
– А как тебе первый бой вообще? Ну по внутренним ощущениям?
Ощущения у меня были ого-го, поэтому выпалил, не задумываясь:
– Не очень… Совсем не очень. Понятно, что, скорее всего, дело было срочным, но посылать пятерых бойцов против отделения с бронетехникой, да еще и требовать взятия пленных, это как-то чересчур…
Еремин выдвинул челюсть:
– А ты чего хотел? Тут война! И действуем мы исходя из тех сил, которые есть в наличии!
Но потом, пару раз раздраженно пыхнув сигаретой, опять сменил тон:
– В вашем случае просто выхода иного не было. Существовала крайняя необходимость получения тех сведений. Крайняя! Полноценные группы не успевали, поэтому пришлось задействовать вас… Задействовать, надеясь лишь на выучку бойцов да профессионализм капитана Ивлева. И знай, что ребята погибли не зря! Ох как не зря! Этот американец оказался гораздо ценнее всего того, что мы рассчитывали захватить.
– Но как же диск? Его же еще не вскрыли…
– Диск – само собой. А вот беседы с первым заместителем директората технических служб для нас сейчас поинтереснее будут…
Тут Павел Викторович слегка осекся, видно спохватившись, что ненароком выдал высокую должность амера, а потом, прихлопнув рукой по столу, словно бы отделяя лирику от дела, внимательно посмотрел на меня и, меняя тему, задал следующий вопрос:
– Ты, Сергей, мне другое скажи. Откуда у тебя такая прыть в допросе пленных взялась? Ведь вроде опыта никакого не было? А тут – ткнул человеку сигаретой в глаз, и никаких эмоций… Мне доложили, что на тебя в тот момент смотреть страшно было. Голос спокойный, руки не дрожат, даже говорил с какой-то ленцой. Как будто всю жизнь людей в полевых условиях колол. И в итоге – вытряс из «языка» нужные сведения да дальше побежал как ни в чем не бывало. Или этому тоже в стрелковом кружке Дома офицеров учат?
Я отрицательно мотнул головой:
– Скажете тоже… Как допрашивать пленного и как себя при этом вести, меня в армии учили. Немного, правда. А в основном здесь уже наблатыкали. Ивлев нас сам гонял. Чисто теоретически, но как видите – хватило. Цыган с Чижом, кстати, вместе со мной на тех занятиях присутствовали, и чего их мое поведение напрягло, я так и не понял…