Иной вариант

– Вы его поменьше мните. То, что кости поломаны, это и ежу понятно. Но шея цела. И легкие не задеты, а то бы он уже кровью булькал. Только вы сейчас придавите, и кто знает, куда ребро уйдет…

Настя кивнула:

– Я осторожно…

А Толик мрачно пробурчал:

– Чего же он в себя не приходит? Вроде одновременно стекло головами вынесли, но я на ногах уже…

В этот момент, словно в ответ на его слова, раненый открыл глаза, сказал «у-у-у» и, повернув голову, стошнил прямо на говорившего. Анатолий застыл облеванной статуей, а я, доставая из-под лавки ведро, бодро сказал:

– Вот ваш третий друг и очнулся. Но, видно, у него сильное сотрясение, так что сейчас рыгать будет дальше, чем вас видеть. Настена, подставь ведерко, а то он весь салон уделает.

Барышня понятливо кивнула и, выполнив требуемое, захлопотала возле фонтанирующего Витька, после чего разговор как-то сам собой свернулся. А пока они ухаживали за своим очухавшимся дружком, я нет-нет бросал взгляды на Анастасию. Там, в лесу, впотьмах ее толком не разглядел, зато сейчас при включенном плафоне можно было оценить если не фигуру, скрытую под курткой, то хотя бы лицо. Большеглазое, с чуть курносым носом и волнующей ямочкой на щеке, появляющейся в те моменты, когда она ободряюще улыбалась зеленокожему Витьке. М-да… Хороша деваха! Нет, вот вернусь домой – надо будет срочно с кем-нибудь замутить, а то долгое воздержание здоровью точно не способствует. Если даже в такой обстановке пялюсь на девушку с весьма недвусмысленными… э-э… или, наоборот, двусмысленными мыслями, то это, однако, показатель.

Настя же, несколько раз поймав мой взгляд, сначала нахмурилась, потом покраснела, а потом, поправив выбившуюся из-под шапки темно-русую челку, спросила:

– У вас вода есть?

Кивнув, протянул ей пятилитровую бутыль, до этого стоящую в углу. Она уточнила:

– Питьевая?

И после повторного кивка начала поить раненого. Толик сначала ей помогал, а потом, намочив платок, принялся оттирать испачканный бушлат. Более-менее справившись с задачей, он, глядя в начавший сереть пейзаж за окном, спросил:

– Это что, сейчас Долгухино проехали?

– Да нет, вроде на указателе «Листвянка» было написано. Так что минут пятнадцать осталось… Если ваши друзья не опоздают.

Собеседник ухмыльнулся:

– Не опоздают, – а потом, помолчав, поинтересовался: – Слушай, а как вы, догадываясь, кем мы являемся, решились влезть в это дело? Или вконец жизнь такая допекла?

Я пожал плечами:

– Да мне по фиг. Это вон он, – мотнул головой в сторону водителя, – альтруизм проявить вздумал. А у меня своя жизнь, с вами не пересекающаяся.

– То есть тебя все в ней устраивает?

– А ты меня что – вербануть решил? Не надо. Окружающая обстановка мне, конечно, категорически не нравится, но я с государством в азартные игры не играю, тем более в заведомо проигрышные.

Анатолий удивился:

– Почему это – проигрышные?

Криво ухмыльнувшись, я пояснил:

– Долго объяснять. Да и сам ты все понимаешь… Если бы мы были какой-нибудь мелкой и никому не нужной африканской страной, то шансов на переворот было бы немерено. Но ЗДЕСЬ… Даже если вы ненадолго захватите власть, моментально вмешается Запад, и на этом все быстро закончится. А играть без шансов на выигрыш меня совсем не прикалывает.

– Поня-ятно… Значит, предпочитаешь просто тихо подыхать?

– Скорее – выживать. Вот сейчас сдам эти штанги, получу свою штуку «зелени», и в ус дуть не буду!

Говорить подобное было противно, но что оставалось делать? С радостью соглашаться с собеседником? Смысл? Даже если не брать в расчет то, что через два дня я буду уже в своем мире и здешние кошмарики меня никаким боком касаться не будут, кривить душой не хотелось. Мне действительно не верилось хоть в какие-то перспективы здешней России. Захватить власть не проблема, даже имея довольно небольшое количество людей. Но вот потом… Я не говорю даже о том, что последователи демократов начнут какую-то гражданскую войну. Нет, гражданская война – это когда ввязывается население, а за этих кровососов выступят только полиция (да и то наверняка не вся) и жалкие огрызки оставшейся армии (в чем я тоже глубоко сомневаюсь). Так что здешние «колхозники» (блин, но почему все-таки такое странное название у местного Сопротивления?) власть смогут взять. Только сразу же после этого на территорию страны войдут иностранные «миротворческие» силы, и все станет по-прежнему. Даже хуже…

Правда, сказав, что думаю, один черт почувствовал себя довольно паршиво. А Толик еще и усугубил:

– Что же. Выживать оно, конечно, тоже дело хорошее. Правильное и, главное – безопасное. Но тебе самому такое настроение ничего не напоминает? Я вот историей интересовался и знаю, что когда Германия напала на СССР, некоторые тоже считали – чего тут брыкаться, когда такая силища прет? Шансов на победу никаких нет, и в этом случае самое главное – выжить. Вот и бросали оружие, поднимая руки. Хорошо, что таких «вы-живальщиков» мало было, поэтому мы и победили… Но вы, выходит, именно из таких…