улизнул из партии с драгоценностями!» - и побежал к своему дому. Я,
естественно, за ним.
Двух наглых типов, ворвавшихся в квартиру, Михаил встретил без
особого восторга. Но, когда ему показали схему развития событий за
неделю, задумался.
«Сочинять вы умеете», - это вместо благодарности, - «все логично,
все красиво, но», - закурил сигарету, - «улики, насчет предполагаемого вами
убийцы, только косвенные», - и по очереди нас с Докой оглядел.
«Но выстрел то – в комнате был!» - отреагировал Дока.
«Не однозначно, мог канавщик, как он говорил, и ведро с водой
уронить», - Михаил стоял на своем.
«Но в партии все уже о расчлененке в скважине знают, и убийца
тоже! Он же может в любой момент исчезнуть! С драгоценностями из
ювелирного!» - Дока на своем стоял тоже.
Опер молча докурил сигарету, потушил ее в пепельнице, и
поднимаясь из-за стола, буркнул:
«Посидите!» - пошел, как мы поняли, к телефону в другой комнате.
Вернулся минут через десять, веселым:
«Можете ехать домой, все решилось», - и за стол не присел,
показать, что нам пора из квартиры уматывать. Но мы сидеть нахально
продолжали, все же ожидания от Михаила разъяснения, что решилось и
как. Противостояние затянулось на минуту, дальше опер не выдержал:
«На сутки канавщика задержим, для выяснения личности. За это
время нужно найти в его комнате пулю, которой Лопатину прострелили
голову, и следы его же крови на полу. Вернее, в щелях между досками
полового покрытия», - и мою бумажку событий недели забрал. Теперь мы с
Докой переглянулись, и улыбнулись: дело сделано!
Понедельник.
К моему удивлению, самоходная буровая возле камералки
отсутствовала. А должна была стоять – заданную скважину буровики
пробурили точно, и я по идее обязательно должен показать им очередную.
Прошел в свою комнату, и подумал, чем бы заняться несерьезным, что
можно в любой момент отложить в сторону – буровики ко мне могли
заявиться в любую минуту. А их все не было и не было. Зато заглянул
Игорь Георгиевич, пригласил к себе.
«Поздравляю!» - в своем кабинете пожал мне руку, - «Больше
буровики надоедать тебе не будут!»
37
«А кому вместо меня?» - приятной новости я обрадовался, как
любой геолог на моем месте.
«Никому!» - ответил с улыбкой Игорь Георгиевич, - «Нашелся
умный человек – прибор по «контактному» определению содержания
молибдена придумал настраивать без всяких скважин».
Я, конечно, поинтересовался, в чем суть придумки, и главный
геолог объяснил: вместо десятка скважин, бурение которых еще непонятно
чем кончится, можно обойтись одной, созданной искусственно. Как? Да
просто: взять материал старых раздробленных проб – его в партии море,
добавить в каждую четко вывешенное количество молибдена, залить
эбоксидной смолой, и тщательно перемешать. Получатся пластины, в
которых среднее содержание молибдена легко высчитать, и из этих пластин
так же легко собрать любую скважину, просверлив в них дыру. А новый
прибор – в ней настроить, потому что содержание молибдена в каждой
пластине известно. То-есть, бурить скважины ради керновых проб, что бы в
них определить содержание молибдена, не нужно. Блеск! Что б мы без
головастых умельцев делали?
В настроении отличном вернулся к себе в комнату, а там сидел
Андрей. Рассказать, как вчера по темному к нему заявился мент в штатском,
и предложили пройти к соседу, понятым. У того в комнате было еще два
человека, в штатском, сам сосед в наручниках и под присмотром
милиционера в форме. Начался обыск, хотя обыскивать было нечего – в
комнате стул, стол, кровать и больше ничего. Но те, что в штатском, зачем
то тщательно осматривали стены, и в одной нашли замазанное глиной
пятно. Которое, когда свежую глину расковыряли, оказалось углублением
на пять сантиметров в саманной стене на уровне головы среднего роста
человека. В углублении ничего не оказалось, но один из штатских соседу в
лицо сказал:
«Пулю ты, конечно, выковырял, но частицы свинца в самане все же
остались, и проба это покажет».
Также тщательно, даже с лупой, исследовали пол, в щелях между
досками что то вытирали и прятали в пакетики.
Потом Андрея заставили несколько раз расписаться, и под утро
отпустили. А сами, вместе с соседом, уехали в Мирный, оставив в комнате
одного милиционера.
Андрей, первый раз в жизни попавший в такую передрягу, был
возбужден, как никогда словоохотлив, и все высказав, начал спрашивать
меня, что я обо всем думаю. К счастью – говорить я пока ничего не мог – в
комнату заглянула секретарша, и пригласила меня к Павлу Петровичу. Как
всегда – срочно. Я этим воспользовался, честно говоря, с облегчением, и в
кабинете начальника встретил Мирненского опера Михаила. Он тут же со