Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)

полевого комфорта выстроились по краю равнинки, впритык к

гряде мелкосопочника, ограничивающей ее с одной стороны; с

другой она постепенно и плавно переходила в бугристую

возвышенность. За дизелем, подальше от жилых построек -

несколько емкостей под горючку, там же рядом место ремонта

техники - валяются железки, отработанные детали. С другого

конца лагеря, метрах в трехстах от крайнего домика, на стыке

равнинки и мелкосопочника проглядывал карьер, где и

добывалась золотосодержащая руда. От него доносился звук

работающей техники, мелькали фигуры рабочих, рядом

бугрились отвалы поднятой породы.

Подъехал Сергей к одному из балков, и по тому, что не

прихватил с собой из машины сумку с вещами, я понял: это

жилище начальника. Попросив жестом подождать, геолог прошел

в балок, и через минуту пригласил меня зайти, так же махнув

рукой.

Зашел, демократично поздоровался пожатием руки с

представительным мужчиной начальственного сословия -

Николаем Игнатовичем. Представился как Юрий Васильевич,

занял место на предложенным стуле. И тут же выслушал, что я

обязан делать, и что не должен делать ни коим образом, после

чего подписал пространную бумажку с зафиксированными на ней

моими обязанностями, без упоминания каких-либо прав. Все,

теперь я законный член старательской артели. На этом

официальная церемония трудоустройства закончилась, мне

предложили балок покинуть и подождать Сергея пару минут на

свежем воздухе. Определенно начальник решил поговорить с

геологом на запретную для меня тему.

Толкался я возле балка не пару минут, а целых десять.

Наконец Сергей из помещения вышел, бросил мне: «Садись», и

полез в Уазик. Я не заставил ждать, и проехав вдоль ряда

домиков, мы остановились возле крайнего. Сергей заглушил

двигатель, и не вылезая из машины, дважды меня порадовал: во-

первых, домик я занимаю пустой, и если мои друзья в артель

приедут, то будут жить в нем же; во-вторых, начальник не против

принять моих друзей на работу, но Евдокиму определит

испытательный срок дней в десять - убедиться в его должной

квалификации. После чего провел меня в жилище, из которого с

писком выскочили в приоткрытое окно две птички, и где ждала

кровать с матрасом, подушкой, одеялом и простынями.

Предложил устраиваться, осмотреться, а завтра выходить на

работу - к семи утра из вагончика столовой подойти ко второму

балку рядом с уже мне известным. И там подождать

работодателя, то-есть его же. После чего домик покинул и

зарулил не знаю куда. Наверное, к своему жилищу, куда я

должен завтра явиться.

«Ну что, дружище», - сев на кровать, повернулся я к

лохматому другу, - «будем здесь жить. Так что устраивайся!» - на

что Чапа завилял своим обрубком, поставил передние лапы мне

на колени, и лизнул в лицо.

Часть третья.

Утром разбудили птички – две ласточки в ускоренном темпе

сооружали гнездо, прикрепив его над окном к щитку с

электропробками. Я зашевелился, и они начали на меня

посматривать, но дело не бросили, даже когда с кровати

поднялся и расхаживал по домику. Чапа посматривал то на них,

то на меня с явным вопросом: как он должен поступать. Погрозил

ему пальцем – трогать птичек нельзя. Подошел к строительному

объекту вплотную и в упор внимательно рассмотрел красавицу и

красавца. Они ответили тем же, на секунду замерев и уставясь

на меня бусинками глаз. Подумал, что зря стараются, придется

искать для гнезда новое место – не держать же все время окно

открытым. Но птички согласиться с этим не захотели, и

продолжили работу, на меня больше внимания не обращая. Я

махнул рукой – делайте что хотите, в крайнем случае, если

придется окно закрывать, можно из рамы вынуть одну стекляшку

вместо форточки. И вскоре побежал в вагончик-столовую с

пустой миской в полиэтиленовом пакете, приказав собачухе

оставаться в жилище.

Пока завтракал, успел с несколькими работягами

познакомиться. Точнее, им представиться, поскольку народ

оказался неразговорчивым, и калорийную вкусную пищу

поглощал молча, быстро, словно на завтрак каждому отпущено

по несколько минут. Закончив с едой, все так же быстро

вагончик-столовую покидали, без лишнего трепа и перекуров на

выходе. Никто не поинтересовался, откуда я, чем буду

заниматься.

Впечатление создавалось всеобщей жуткой

занятости. Мне оставалось не казаться белой вороной, то-есть,

от других действиями не отличаться.

Когда за столиком оказался один, молодая и симпатичная

пампушечка повариха на минуту присела рядом, улыбнулась и

чисто по женски поинтересовалась:

«Давно у нас интеллигентные мужчины не появлялись. И

откуда вы такой чистенький, свеженький?»

Я улыбнулся, услышав лесную характеристику в свой

адрес, и открыл рот, что бы ответить комплиментом. Не успел –

меня опередил крепкий мужик из-за соседнего стола:

«Что Варюха, на свежака потянуло? Смотри, не прогадай!

Чистенькие – они ведь такие: поматросят и забросят! Старые

ребята понадежней!»

Варюха обернулась в сторону третьего-лишнего, бросила

на него сердитый взгляд и повернулась ко мне с комментариями

на непрошенную реплику:

«Не слушайте его, злой он, раз женщину оскорбить может.

Вот и будет всю жизнь один маяться - ни одна баба с ним не

уживется!»