Иной

Шутка явно не удалась. Ян, осуждающе покачал головой и, пожав узкими плечами, полез в самолет. Дрампиры вообще после погрузки были почему-то настроены довольно агрессивно. Они продолжали перешептываться, а на мой приказ втянуть трап и закрыть основную дверь, и вовсе стали огрызаться, рыча, что они не слуги. Потом все же приказ выполнили, и расселись на свои места в задней части салона. После этого я подошел к одному из Инквизиторов и спросил, не может ли он для порядка развоплотить кого-нибудь из кровососов?

— Могу, — сказал он, — но зачем?

— Затем, что допустим, я приказал. Эта причина подойдет?

Темный маг, помялся и неохотно признался, что ему не хочется:

— Они же ничего не сделали, Светлый? Может не надо?

— Не сделали, так сделают. Я это предчувствую. В конце концов, следить за порядком это ваше дело, а мое информировать Владимира, как вы с этим справитесь, — буркнул я, и пошел в кабину.

Пора было вылетать.

Все расположились, так же как и раньше. Рядом с домовиной Радомира, которая в самолете среди дюраля, пластмассы и электрических ламп выглядела, как обычный неправильной формы и очень старый гроб, обосновался Меньшиков. Мне однажды пришлось присутствовать по долгу службы на эксгумации. Вскрывали могилу, спустя пять лет после похорон. Так тот гроб выглядел поновее.

Я вздохнул и попросил Дениса быть внимательнее:

— Что-то мне не нравятся наши кровососущие друзья.

— Мне тоже, — широко улыбнулся в ответ Меньшиков.

— Не нравится, не ешь, — ответил я и прошел в кабину.

Михаил Иванович был слегка обеспокоен. Светлого времени оставалось немногим более часа. Выходит, садиться будем почти в темноте. Но была и хорошая новость. Пока мы возились с лёжкой, он тоже времени даром не терял. Сходил в дальний конец полосы и обнаружил, что за ее торцом есть еще метров пятьдесят кочковатого, но вполне пригодного для использования поля.

— Давай запускаться, — сказал Назимов, — а то времени в обрез. Да и неизвестно как там погода.

— Как скажешь, Михаил Иванович.

— Что вы там грузили? — безразлично спросил он, бойко щелкая тумблерами.

— Археологическую ценность, — ответил я и подумал, что ответ не очень далек от истины. — А вообще-то лучше тебе не знать. Так, люки закрыты, пас… груз на месте, Денис тоже. Можно лететь.

— От винта, — по давней, въевшейся до мозга костей, привычке скомандовал Назимов и включил левый двигатель.

Когда через минут десять я осторожно развернул «Антонова» для взлета на сто восемьдесят градусов и стал для пробы гонять движки, то только отсюда, из кабины, увидел, что нам на самом деле предстоит.

— Миша, глянь, — попросил я, показывая вперед.

— А ты думал! — ответил Назимов. — Надо постараться. Закрылки выпушены?

— Порядок. Закрылки во взлетном положении, — доложил я.

— Так, выпускай в посадочное, — распорядился Михаил Иванович. — Не бог весть что, но все выиграем пару-тройку десятков метров. Когда взлетим, убирать только по моей команде. И не сразу! Поэтапно. В соответствии с ростом скорости. Понял?

— Понял, командир. К взлету готов!

— Командир слева, а я справа, курсант, — ответил он и скомандовал. — Винты на упор! Двигатели на взлетный!

Плавно, но энергично я толкнул от себя болтающиеся без фиксаторов рычаги, в нарушение всех писанных и не писанных правил Светлых, проклиная механика, который готовил самолет к вылету. РУДы не фиксировались, и мне приходилось силой удерживать их в крайнем переднем положении. Наш древний аэроплан заходил ходуном от носа до самого хвоста — двигатели вышли на максимальные обороты.

— Двигатели на взлетном, — доложил я Назимову.

Он тем временем тормозами пытался удержать на месте, вихляющийся из стороны в сторону и содрогающийся от собственной мощи самолет.

— Взлетаем! — рявкнул как и вчера по дороге в Салехард, инструктор он, и отпустил тормоза.

Бедный старенький «Ан-24»! Он сорвался с места, так, что нам, наверное, позавидовал бы сам Шумахер. Все одиннадцать тысяч лошадиных сил, рассчитанные на полную загрузку в почти двадцать две тонны взлетного веса, работали сейчас на практически пустой самолет. Вероятно, никогда в своей долгой жизни наш старичок не разбегался так шустро. Улучив момент, и посмотрев вперед, я с ужасом понял, что полосы может не хватить.

— Грунт! — заорал я Назимову. — Мы забыли, что здесь не бетонка! Да еще трава!

— Вижу! — ответил он, не отрывая взгляда от стремительно несущегося на нас торца полосы. — Не мы, а ты! Скорость?

— Сто десять! Сто двадцать! Сто пятьдесят!

Вот уже торец. До него всего каких-нибудь полторы сотни метров.

— Может, прекратим взлет?

— Поздно! — крикнул Назимов. — Только вперед и вверх! На земле — смерть!

— Сто шестьдесят! Сто семьдесят! Теперь я уже ничего не видел, мой инструктор, задрав нос самолета, оторвал переднее шасси от земли.

— Сто восемьдесят!

— Подъём! — Назимов рывком, как в легкомоторной авиации, подорвал тяжелый «Антонов» вверх, насильно отделив его от полосы и чиркнув пневматиками по первым кочкам окраины летного поля, наш самолет неустойчиво и очень опасно покачиваясь с крыла на крыло повис в воздухе.