Иномирная няня для дракоши

– И немного разгладить, – важно крикнула я, махая рукой и показывая, какой наклон должен быть у скатывающейся части.

Минут десять ушло на то, чтобы горку привести в тот вид, в который я и хотела.

– Что дальше? – подошел ко мне другой страж.

– Нам нужно ее водой залить, только потихоньку, не спеша. Желательно так, чтобы вода распылялась, тогда вообще будет идеально. Получится? Если нет, то ничего страшного, будем выравнивать в процессе, ведь могут появиться ямки, которые мы припорошим снегом и снова зальем. Поверхность горки придется заливать около трех раз, дня через два-три она будет полностью готова на радость детям и взрослым, – улыбнулась я.

– Кхм… взрослые тоже могут кататься? – осторожно спросил мужчина.

– Конечно, – кивнула я. – А почему бы и нет, главное все сделать правильно. Надеюсь, что у вас все получится.

Стражник еще хотел что-то сказать, но Арахонт недовольно скрипнул зубами и, подхватив меня под локоток, осторожно завел в портал.

– Холодно там, – пояснил он, когда мы вышли в коридоре замка.

– Да Лисонка вроде тепло одета, я тоже. Можно было бы еще побыть, – пожала плечами. – Вы обещали сказать, сколько детей в государстве, ведь нам нужно подготовить подарки, – перевела тему разговора и старалась делать вид, что между нами не было ничего такого.

– Скажи, от какого и до какого возраста, и я тебе отвечу, – кивнул он, подходя ближе и, подцепив мою руку, погладил своим большим пальцем мою ладонь, отчего по коже побежали мурашки.

– Не надо, – прерывисто вздохнула я, убирая конечность из такого сладкого плена.

– Не надо, потому что тебе противно… или… – замолчал правитель, не закончив свою мысль.

– Или потому что я пытаюсь разобраться в себе, – ответила тихо, тая под его обжигающим взглядом, в котором плясало пламя – в прямом смысле этого слова.

– Катя… та ночь…

– Не надо, – смущенно повторила я.

– Она стала для меня самой лучшей из всей моей жизни, – закончил мужчина, не желая принимать мою просьбу сменить тему. – Я хочу, чтобы ты знала… – Арахонт вновь подхватил мою ладонь, заглядывая в глаза, – я занимался не сексом… Для меня наша связь значит больше, гораздо больше… Я смог понять, что такое любовь…

Слушала с замиранием сердца. Мне так хотелось, чтобы это было правдой, чтобы его слова были не уговором на еще одну близость, а его криком души. Искренним криком души.

– Катя… я тебя…

– Ваше величество, простите, – послышался взволнованный голос за спиной правителя.

– Что?! – рыкнул Арахонт, играя скулами от злости.

– Вам нужно снять барьер с замка… – испуганно произнес стражник.

– Зачем?! – взревел правитель, резко разворачиваясь к полуобморочном дракону.

– Ваша супруга приехала…

46. Надежда всегда есть

46. Надежда всегда есть

Арахонт

Я был готов разорвать этого ни в чем не повинного стражника, который прервал меня во время крика души. Уже почти договорил, выплескивая свои чувства, но нет, меня нагло прервали, да еще и такой новостью, от которой глаза Кати, ранее горевшие надеждой, тут же потухли, а девушка горько поджала губы, переводя все свое внимание на Лисинеллу. Дочь словно поняла, кто приехал. Стала кукситься, дуть губы и хныкать, отчего Екатерина принялась успокаивать ребенка, забывая о моем существовании.

«Мистария была бы не Мистарией, если бы не испоганила такой момент!» – рычал я злобно.

На замке до сих пор стояла защита, поэтому те, у кого на руках не имелось моей метки, что они дали клятву, не могли переступить барьер. Моя дражайшая супруга не относилась к числу жителей замка, давших клятву верности, но в самое ближайшее время я собирался устранить этот недочет.

Пусть это было мерзко и низко, но глубоко в душе я надеялся, что Мистария сгорит. Вспыхнет, словно факел, рассыпаясь пеплом у моих ног.

Сомневаюсь, что она желает мне зла. Все-таки, благодаря мне она жирует и шикует. Конечно, будь она одержима мыслью согнать меня с трона и занять место правителя, то тогда дракайна могла бы иметь столь черные мысли в своей пустой голове. Но все дело в том, что правление и власть ее не интересуют. Она любит секс и золото, золото и секс – ничто другое для нее не имеет никакого значения. А это значит, что кожа Мистарии не покроется пламенем.

Плач Лисинеллы стих, и Катя подняла на меня взгляд, едва слышно произнося:

– С вашего позволения, правитель, мы пойдем на кухню, принцессе кушать пора.

Я чувствовал ледяную стужу в ее голосе. Между нами появилась пропасть, которая с каждой секундой становилась все шире и глубже. Катя не имела на меня злости. Эмоции иномирянки скорее отдавали горечью. Она была расстроена. Сильно расстроена. Но всеми силами пыталась удержать лицо и не выдать того, что творилось у нее в душе.

– Катя, я… – попытался остановить девушку. Мне так хотелось успокоить ее, сказать, что мое сердце занято ею на веки вечные, но иномирянка перебила меня, горько улыбаясь.

– Нам пора, – выставила она руку, тем самым прося, чтобы я больше ничего не говорил.