Разумеется, ваши инопланетяне могут даже не пользоваться звуком как основным средством обмена информацией. Другие формы общения не просто возможны — они уже используются прямо здесь, на Земле. Я уже упоминал, что пчёлы «танцуют», чтобы дать своим коллегам направление к запасам пищи. Многие животные используют химические вещества под названием
В целом же вероятность того, что та или иная среда станет основным средством коммуникации, будет зависеть от соображений, которые уже обсуждались в разделе пятой главы «Чувства». Некоторые существа могли бы использовать модулированный свет (осьминоги используют сложные изменения в окраске тела для выражения своего эмоционального состояния), но он ограничен пределами прямой видимости. Очевидно, звук является наилучшим компромиссом для многих сред — по крайней мере, для сред, во всём похожих на те, что встречаются на Земле, поскольку он в достаточной степени обеспечивает точность и скорость передачи в широком диапазоне условий. Так что я бы предположил, что многие существа Вселенной действительно разговаривают тем или иным образом при помощи звука.
Но не обязательно при помощи слов или предложений, даже таких похожих на наши, как те, что я уже описал. В предыдущих главах я упоминал не-человеческих существ, обладающих умеренной степенью развития интеллекта, которые живут в океанах Земли: это дельфины. Обитая в водном мире с гораздо более выраженной трёхмерностью по сравнению с нашим, они используют гораздо более широкий частотный диапазон звука, чем мы, как для общения, так и в качестве гидролокатора, для ориентирования при передвижении и определения местоположения пищи. Во время работы над романом «Пиноккио» (который также фигурирует в третьей части книги «Спасательная шлюпка Земля») мои исследования заставили меня подозревать, что разумные дельфины могли счесть человеческое понятие «слово» странным и сложным для понимания, поскольку их средства общения и восприятия были связаны очень тесно. «Наш язык, — объясняет Пиноккио собеседнику, — вырос из описаний, и наши описания гораздо живее, чем ваши. Вы могли бы сказать, что мы разговариваем картинками… [Например,] вместо того, чтобы сказать «Рыба только что проплыла выше и правее меня», я бы сказал: «Я издал звуки для ощущений такого-то и такого-то рода, и вот что я услышал». Другой дельфин, когда я повторил бы свои эхо-сигналы, буквально увидел бы эту рыбу — какого вида она была, насколько крупная, где она была, насколько быстро двигалась и что было вокруг неё».
Мы до сих пор не знаем, действительно ли лингвистика и культура у земных дельфинов находятся на таком высоком уровне, но даже если это не так, у аналогов дельфинов вне Земли дела могли бы обстоять именно так (интересный вариант можно найти в «Последней инстанции» Г. Дэвида Нордли). Суть здесь в том, что когда вы изобретаете инопланетян, вы должны позволить их языкам быть логическим продолжением остальной их природы — насколько это возможно и в той мере, в какой это вас интересует.
ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ
Готовясь писать об инопланетянах, спросите себя, насколько много вам нужно знать об их языке, а затем — насколько много вы хотели бы знать. Для одних сюжетов он почти не нужен, а другие требуют очень многого. В «Твидлиупе» я мало что знал о языке пришельцев, за исключением того, что его частью были свисты, похожие на птичьи, а звуковая система была настолько отлична от нашей, что они даже не могли начать говорить на человеческих языках, или наоборот. В книге «Дьявол и глубокое синее море» подробно описанная структура языка была настолько неотъемлемой частью истории, что мне пришлось изобретать её в мельчайших подробностях. В «Грехах отцов» мне не было нужно этого делать, но я решил это сделать в рамках процесса «оживления» кийра для себя и для читателя. В «Ньютоне и квази-яблоке» я не включал в историю слишком много языка, но всё равно разобрался в основах, чтобы быть уверенным в том, что то, о чём я упоминал, соответствовало более широкому контексту. В данном случае это было достаточно просто — это должна быть история об очень гуманоидном виде на планете, очень похожей на Землю, так что оба языка оказывались взаимно пригодными для общения.