Иностранец

Место тут приметное, один из лучших в Белграде парков. Довольно диковатый, камни, на которых удобно сидеть, большой, старинный храм и памятник – человеку, который спас Сербию и все сербов, и которого на родине считают неудачником и тряпкой. Да, это Николай II, последний русский самодержец. Изучая историю на сербском, начинаешь кое-что понимать… когда немцы перебросили на помощь австро-венграм мобильные ударные силы, а Болгария ударила Сербии во фланг – союзники не слишком то спешили на помощь, несмотря на то что контролировали Средиземное море и могли высадиться в Салониках, это была бы никак не высадка в Галлиполи24. И тогда Николай Второй направил союзникам ноты с угрозами – если Сербии не помогут, Россия заключит сепаратный мир и выйдет из войны. Именно отсюда кстати эта история с сепаратным миром и идет. Союзники помогли, они не могли не помочь. Но когда год спустя Николаю самому потребовалась помощь – эти угрозы ему припомнили. Николай II в Сербии так же популярен, как в Болгарии его дед, Александр II – болгары считают его и своим царем и называют Освободителем. Николай II, как думают сербы, повторил выбор их князя Лазаря перед битвой на Косовом поле выбрав Царствие Небесное вместо земного. А у нас Николая II как только не проклинают внуки и правнуки тех, кто расстреливал русских людей…

– Недавно поставили.

Я повернулся. Это был резидент

– Присядем…

Мы присели рядом на крупные, теплые от дневного тепла камни

– Вы просили встречи?

– Да, верно.

Резидент сел рядом, прямо на оградку

– Вы знаете, что вы в розыске?

– Да, знаю. И знаю за что.

– Не хотелось, бы говорить, что я вас предупреждал…

– Так и не говорите. Сегодня – завтра я покину Сербию, вероятно – навсегда. Но перед тем как я это сделаю, я должен сообщить вам, а точнее вашей службе нечто очень важное. Нечто, что может повлиять на российскую политику здесь, на Балканах.

Резидент кивнул.

– Начнем с того, что многое из того что я скажу – это мои догадки. Оперативным путем многое установить не удалось, нужно полноценное уголовное расследование. Я его провести не могу, я сам в розыске, да и это вышло за рамки того дела, что я вел изначально. Но это единственная непротиворечивая версия произошедшего.

Резидент кивнул.

– Итак, депутат Скупщины и кандидат в президенты Сербии Богдан Жераич. Молодой, харизматичный, вроде как евроориентированный. Но это только на первый взгляд. Родственники у него связаны с организованной преступностью. А сам он – под давним колпаком спецслужб.

…

– Его куратор и одновременно человек, который присматривает за ним от имени тех, кто все это организовал – а это организованное подполье из бывших и действующих сотрудников спецслужб – это Зоран Божаич. Его нормальной биографии мне так и не удалось найти, большинство из того что известно о нем – липа. У него есть свои кураторы – но они и не подозревают, что у Зорана далеко идущие планы. Он и сам метит в премьер-министры или президенты Сербии.

…

– Я не знаю, случайно или нет встретились Богдан Жераич и Аня Никич – или Зоран сначала нашел ее, обработал, а потом подложил под шефа. Важно то, что в какой-то момент Аня стала работать на Зорана, не знаю на идеологии, деньгах или чем ином, как он ее завербовал. Может, подстроил арест, потом вытащил. Важно то, что он и сам ее трахал время от времени. Доказательств у меня нет, но это единственная версия…

…

– Я сам работал опером. Долго. И сам грешен, и много грешен. Агентов – женщин как то надо мотивировать. Это едва ли не лучший способ. Раньше если всплывет – за такое пинка под зад и из органов. Моральное разложение это называлось. Если уж очень нужен – на партийном собрании так вмандюрят! Но это раньше. Нас так учили. А наше поколение – уже творило что хотело.

Я вздохнул.

– Раньше все со смехуечками воспринимали этот бред – парткомы в оперативных подразделениях, проработки по части морального облика – ну бред же. Понятно, что никто этому облику соответствовать не мог. А начальство пользовалось – все кто работал, гарантированно под статьей ходили. А вот теперь я понимаю, как советское государство было тогда право с этим моральным обликом. Понятно, что никто не соответствовал. Но все понимали, что надо. И когда что-то творили, понимали, что не дело делают. И это оберегало от того чтобы нырять в дерьмо с головой. Хоть какие-то рамки – но были. Стыд, в конце концов – был. А сейчас никаких краев нет. Совсем. Все в дерьме по уши как свиньи и считают, что так и надо. Лежат и довольно хрюкают. Ни стыда больше нет, ни совести. Своё не пахнет. Извините, отвлекся…

…