Все это время София пыталась окончательно вспомнить свое прошлое. У нее неплохо получалось, и хаотичные воспоминания выстраивались в ровный ряд, начали укладывать во временные промежутки.
София понимала, что должно что-то делать. Выбор «что именно» у нее был невелик.
Когда он пришел к ней на третий день, оно позвала его:
— Постой, не уходи…
Марк застыл. Он, наверное, только и ждал от неё какого-то сигнала.
— Я тебя слушаю…
— Ты не можешь меня держать в клетке вечно… А даже если можешь, неужели это то, чего ты хочешь?
Она схватилась за прутья решетки.
— Я хочу отсюда выйти, хочу жить нормально. Если у меня нет выбора, и мне придется выбирать между клеткой и тобой…
— Клеткой и мной, — повторил он зло… но больше не перебивал.
— Я… я хочу попробовать… забыть. Давай… — она осторожно протянула к нему руку. — Давай ты… дашь нам еще один шанс. Я не обещаю, что буду тебя любить так… так, как раньше, но…
Он вздрогнул от её слов.
— Да, я любила тебя. И если у меня нет выбора, я могу попытаться… простить…
Он медленно прикоснулся к её протянутой руке. София вздрогнула, но руку не отняла. Он смотрел на её руку — в своей, как на нечто необыкновенное, непривычное, загадочное. София подумала, что если он сейчас резко дернет её за руку — она ударится лицом об решетку, и вполне возможно, что сломает себе нос.
Но Марк очень бережно прикасался к её руке, и вскоре София смогла немного расслабиться.
— Мне нужно подумать, — ответил Марк, нежно целуя её руку. — Мне нужно подумать.
Когда он ушел, она присела на узкую койку, и выдохнула.
Она должна выбраться, и находящийся рядом гроб был прекрасным стимулом стремиться к свободе. Закончить так, как Тамара, София не хотела.
•• •• ••
Он пришел к ней вечером. Поставил поднос на пол, и уставился задумчиво.
— Я не могу тебе доверять, и ты это понимаешь. Ритуалы проводить на тебе я тоже не могу — я не знаю, какая будет реакция в этот раз. И отпустить не могу. Просто прими это, как данность — не отпущу. Понимаешь?
Она кивнула. Понимала.
— Я выпущу тебя отсюда, позволю ходить по дому, не более. Малейшее неповиновение с твоей стороны — и снова окажешься в клетке. Ты это понимаешь?
София снова кивнула.
Он открыл клетку и подал ей руку.
Когда она выбралась обратно в дом, поняла, что на всех окнах теперь стоят замки, как и на всех дверях. Клетка стала значительно больше, но это по-прежнему была клетка.
— В твоей жизни почти ничего не поменяется, — прокомментировал Марк. — Та же кухня, та же гостиная, и спальня, ты же понимаешь, — он положил руку ей на талию, — та самая.
София кивнула. Понимала.
•• •• ••
Видеть привычную обстановку оказалось… непривычно. На окнах решетки, а в её шкафу по-прежнему висят её вещи, которые она сама туда (добровольно!) повесила. Как будто два мира слились воедино!
София сняла с себя грязную одежду, и прошла в ванную комнату. Застыла под душем, включила горячую воду, и дала волю истерике.
Ей хотелось смыть с себя грязь заточения. Ей хотелось смыть с себя грязь.
Сил плакать уже не было. Что толку — все силы ушли на осознание того, что происходило, и на то, чтобы не сойти с ума. Её истерика была тихой, сдержанной, и оттого еще более пугающей.
Волосы… руки… смыть с себя всю грязь.
Она услышала движение — в ванную вошел Марк.
Он не заходил в душевую кабину, стоял по ту сторону. Марк ждал. Это был его способ сказать, что выбор за ней.
Как же страшно ей было в тот момент! Она знала его тело наизусть! Она целовала, глотала, лизала, ластилась! Но тогда она не знала, что спит с собственным убийцей!
«Ты должна! Ты должна, иначе он тебя убьет!»
София открыла дверцу, и голый мужчина сразу ступил к ней. Он был нетерпелив, прислонил её к стене душевой кабины, навис, зажал, схватил. Женщина поняла, что всё это время он сдерживался из последних сил. Он её хотел!
Женщина постаралась расслабиться.
— Не бойся, — сказал Марк, скользя поцелуями по её мокрой шее, нахрапистая рука накрыла её грудь. — Я никогда не желал причинить тебе вред. Я тебя люблю, ты понимаешь? София, ты понимаешь, как сильно я тебя люблю!?
К счастью, ответа он не требовал — был занят другими вещами.
Глава Двадцать девятая: Побег
София хотела сбежать, и Марк это прекрасно понимал, но его извращенному мозгу нравилось поддерживать видимость их добровольных отношений. Женщина София, образованная, независимая, говорящая на четырех языках, стала его куклой. Он эту куклу одевал, раздевал, укладывал подле себя ночью, целовал и ласкал так, как сочтет нужным.
Она наблюдала, как теперь, когда она уже ничего не могла ему запретить или в чем-то отказать, проступило настоящее лицо этого мужчины. Он желал поддаться обману, позволял себя обманывать, сознательно не замечая ни её холодности в постели, ни её апатичности во время завтрака.
Но София была терпелива. Она держала эмоции под контролем, у неё была цель — усыпить его бдительность.