Иностранец ищет жену

— Частично. В большинстве случаев, они старые или не успешные. Либо то и другое. А этот…

— Что этот? — вспыхнула женщина.

— Не старик, и при бабле. Какие из этого можно сделать выводы…

— Какие? — спросила София беспомощно.

— Нойман либо импотент, либо садист, если при такой мордахе и деньгах не может себе в Германии нормальную бабу найти.

София вяло кивнула, и уже было готова задремать, когда завибрировал ее телефон.

Звонил Нойман.

Её рука дрогнула. А может, не рука, а сердце?

— Да? — ответила она шепотом.

— Сейчас же едешь ко мне домой! — прозвучал холодный голос в трубке. Не холодный — дрожащий от ярости! Ярость клокотала в голосе мужчины, как волна во время шторма.

София украдкой посмотрела на Игоря. Тот делал вид, что не слушает.

— Я не могу… я не…

— Быстро! — закричала трубка.

София зажмурилась. К лицу прилила кровь.

— Я не…

— Слушай сюда, Соня, либо ты сейчас же едешь ко мне, либо твою сестру завтра найдут с простреленной башкой! Я четко выразил свою мысль?

София смотрела на гладкую ночную трассу, на ровную полосу деревьев, на дуру-луну, что в тот вечер была так красива, что хотелось выйти из машины, и осмотреться вокруг. Почему именно сегодня мир решил быть таким прекрасным?

София не верила, что с ней всё это происходит. Немец действительно только что угрожал убить ее сестру? Разве так можно? Разве так бывает?

Может, ей это снится? И прекрасная луна снится, и Эрих Нойман снится.

«Господи, ну за что ей всё это?!»

— Я… мне нужен час, чтобы доехать.

— Не утруждайся. Пусть этот высадит тебя на трассе, я подберу.

Его «подберу» было как оплеуха.

— Сейчас?

— Уже! Сейчас! — рыкнула трубка.

— Поняла… я поняла. Я поняла…

— Вот и хорошо, — чуть более миролюбиво ответил немец.

Трубка отключилась. София повернулась к Игорю. Ее руки дрожали.

— Высади меня.

•• • ••

Он не понимал, что и зачем делает. Зачем позвонил, зачем потребовал выйти из машины, зачем едет за ней. Что будет дальше делать, когда она окажется у него в руках? Проверять? Но ведь он почти уверен, что это НЕ она! Так зачем?

«Потому, что мне так хочется», вынужден был признать Эрих. «Я просто её хочу, как женщину, как самое обычное физическое тело. В конце концов, разве я не человек?»

Именно поэтому он так разозлился, увидев её на благотворительном вечере, до рези в груди красивую, но такую, твою мать, неприступную! Он её хотел, а она его боялась!

Возможно, Марк прав, и Эрих сходит с ума? С ним однажды уже подобное случалось. Не однажды, а два раза. Виновница первого помешательства сейчас сидит в клетке, ну а вторая… вторую уже не вернуть.

••• •• ••

Минут десять Софии пришлось убеждать Игоря, что все хорошо, и пусть просто высадит её на обочине. Еще десять она кричала на него, чтобы ушел. Пришлось Игоря оскорбить, чтобы тот наконец-то обозвал её истеричкой, высадил из авто, и уехал.

Вот так София оказалась одна на трассе Киев-Чоп. Ночью, в вечернем платье и легкой кожаной куртке. Ей было холодно, и она не имела ни малейшего представления, как Нойман ее здесь найдет.

Вот оно, дно, думала женщина, рассматривая деревья по ту сторону дороги. Что ей только не виделось в тех зарослях: темные фигуры, призраки, ведьмы, что грозились вот-вот выпрыгнуть на дорогу. Мир внезапно показался ей очень враждебным!

Это было только начало. По-настоящему страшно стало, когда рядом резко притормозила машина, и из приоткрытого окна прозвучало резкое «Get in».

Нойман ее нашел.

Глава седьмая: В его доме

Она не сдвинулась с места — не из чувства протеста, просто не могла. Тогда Нойман выбрался из машины, и со словами «проклятая женщина» подошел к Софии. Но, увидев ее вблизи, он чуть-чуть смягчился. Возможно, на него подействовал ее растерянный напуганный вид, потому что немец молча открыл для Софии дверь машины и усадил ее в салон.

Он наклонился к женщине, чтобы пристегнуть ее, и зло оскалился, когда София резко дернулась. Ей не нравились его прикосновения, пусть и мимолётные. Ей была противна его близость.

— Да не бойся ты меня так, — сказал, щелкая пряжкой ремня безопасности. — Ничего я с тобой не сделаю!

Немец врал! Она это понимала, и он тоже.

Всю дорогу Нойман молчал. Его руки сжимались на руле, выдавая злость и раздражение.