Иностранные известия о восстании Степана Разина

Взгляды самого автора, его подход к оценке событий — не что иное, как прагматизм. Это обстоятельство, разумеется, не исключает того, что местами в его ученом труде мы сталкиваемся с весьма реалистическим подходом к тем или иным явлениям русской истории. Касаясь, например, призвания семибоярщиной на русский престол польского королевича Владислава, автор замечает, что сразу стало очевидным, как «непрочен этот мир и неверно это подчинение», так как «ни природа, ни то, что считается еще сильнее — привычка, не могли приучить московитов к правлению и нравам поляков» (с. 60). Но когда тут же, следуя своему обыкновению, в примечаниях Марций дает обобщенное суждение о различии духовного уклада и нравов польского и русского народов как причине враждебности между ними, вовсе снимая со счетов сам факт интервенции и захват Польшей западных русских земель, нельзя не видеть лежащего в основе этого суждения подхода с позиций идеализма. Когда же Марций вновь касается фактов внешней или внутренней истории России, историк-прагматист одерживает в нем верх. Ставя под сомнение на основе вышеприведенной сентенции надежность Андрусовского перемирия, автор в конечном счете выражает полную уверенность в его прочности, видя гарантию этой прочности в общей для России и Польши турецкой опасности (с. 61). Можно указать и другое. Из сочинения Марция видно, сколь глубоки корни измышлений западной пропаганды об особом якобы характере русских, для которых строгость законов и наказаний является весьма благодетельным обстоятельством, ибо они, как пишет наш автор, «только портятся от мягкого и снисходительного обращения» (с. 72). У того же Марция находим противопоставление свободного положения донских казаков, которые подчиняются русскому царю «не по принуждению, а по своей воле», обладают правом выборности своих начальников, положению находящихся под властью польского короля днепровских казаков, которые (здесь Марций ссылается на П. Пясецкого) «подчиняются польским законам и юрисдикции» и не имеют самоуправления. Марций пишет, что можно только пожелать тем, «которые до сих пор находились под властью Королевства Польского», такого же свободного положения, какое имеют донские казаки. Ухудшение положения днепровских казаков пропольски настроенный Марций связывает с движением Б. Хмельницкого, к которому он настроен враждебно, и в особенности с последующей деятельностью Дорошенко, позволившей туркам обратить Украину «в оплот своего могущества, страшный для московитов и всего христианского мира не меньше, чем для поляков» (с. 64). Как видим, повествование Марция соткано местами из весьма противоречивых суждений, но именно рационалистические элементы этого ученого сочинения делают его весьма ценным для своего времени и не лишенным интереса и для читателя наших дней.