Иностранные связи

Когда Винни было двенадцать, ее родители неожиданно переехали в город. В новой школе Винни перевели на класс старше, и она внезапно потеряла все самое главное в жизни и превратилась в несчастного подростка — в низкорослую, прыщавую, плоскогрудую, невзрачную «зубрилку». Боль от этого превращения навсегда осталась в ее душе.

И все-таки Винни не пришлось расставаться с детством навечно. Это вовсе не обязательно — считает она про себя и нередко заявляет вслух. Главная мысль всех ее лекций, книг и статей (иногда она выражена напрямую, а еще чаще между строк) — что детство нужно хранить и беречь: «Мы должны лелеять ребенка, который живет в каждом из нас». Мысль эта, разумеется, не нова, но она лежит в основе профессии Винни.

Облака, похожие на грязное белье, сгустились над головой, школа — закопченное кирпичное здание викторианской эпохи, чем-то напоминающее замок, — осветилась предзакатными лучами. Прыгалка уже не рисует в воздухе волшебный шар, она повисает, снова превращаясь в обрывок бельевой веревки. Девочки собираются уходить, и Винни уточняет у них только что услышанные стишки, благодарит девочек, записывает, как их зовут и сколько им лет. Прячет записную книжку и идет следом за детьми по холодной, сумрачной игровой площадке, кутаясь в пальто и мечтая о чашке чая.

— Эй! Эй, миссис!

Девочка, окликнувшая Винни, стоит у закопченной, изрисованной кирпичной стены, в узком проходе, ведущем от школы на улицу. Она постарше, чем девочки с прыгалкой, — лет двенадцати-тринадцати на вид, — худая, одета бедно и в то же время вызывающе. Засаленный, когда-то розовый вязаный жакет, школьная юбка и красная с черным футболка с названием какой-то рок-группы. Лицо у нее бледное, короткие волосы выкрашены в противный розовато-лиловый цвет, как меховые игрушки, которые выигрывают (а еще чаще не могут выиграть) на праздничных базарах.

— Да? — отзывается Винни.

— Хотела вам кое-что сказать. — Девочка хватает Винни за рукав пальто. — Мне сестра говорила, вам нужны стишки. Те, что нельзя рассказывать учителям. — Девочка хитро улыбается, обнажая неровные, некрасивые зубы.

— Я собираю разные стихи, — вежливо улыбается Винни. — А в классе, где учится твоя сестра, я сказала, что мне нужны всякие, в том числе и не совсем приличные, которые они стесняются рассказывать.

— Во-во, я об этом. Я таких много знаю.

— Очень хорошо, — отвечает Винни, которой теперь придется забыть о чае. — С удовольствием послушаю. (Девочка молчит.) Расскажешь мне?

— Может быть. — Недетская хитрость искажает прыщавое личико. — Сколько дадите?

Первое желание Винни — тотчас прервать разговор. Еще никто из детей или взрослых не предлагал ей материал за деньги, и сама мысль об этом ей неприятна. Фольклор — бесплатное искусство, он никому не принадлежит. Как говорит один ее коллега-марксист, «это не часть капиталистической товарно-денежной системы», и в этом для Винни таится очарование фольклора. Но вдруг противная девчонка знает интересные, редкие стихи? За тридцать с лишним лет работы Винни поняла, что никогда нельзя отвергать материал или судить о его ценности по внешности того, кто предлагает. Да и видит бог, этой девочке лишние деньги не помешали бы.

— Не знаю. — Винни смеется, чувствуя себя неловко. — Пятьдесят пенсов устроит?

— Идет. — Девочка отвечает с готовностью, почти радостно. Видимо, ей предложили намного больше, чем она ожидала.

Винни достает записную книжку и ручку; тут же, поймав недоверчивый взгляд девочки, начинает рыться в кошельке. Когда Винни в первый раз приехала в Англию, в ходу еще была старая серебряная монета. Новая, восьмиугольная, кажется ей похожей на дешевую медаль: Британия, сидя со щитом на льве, съежилась, и вид у нее испуганный.

Куда бы присесть? Нехотя Винни опускается на грязноватую цементную плиту у здания школы — больше ничего подходящего нет.

Зажав в руке монету, девочка с сиреневыми волосами бросается вдоль прохода к опустевшей детской площадке, оттуда — в сторону улицы. Может быть, ей всего-то нужно было выманить деньги и убежать? — думает Винни. Но нет: осмотревшись вокруг, девочка тем же путем возвращается назад.

— Начнем? — говорит она.

— Минуточку. — Винни открывает записную книжку. — Как тебя зовут?

Девочка отступает на шаг:

— Это еще зачем?

— Для порядка, — успокаивает Винни. — Я никому не скажу.

Это не совсем так: во всех своих печатных работах Винни называет по именам и благодарит тех, кто ей помогал, и за эти годы многие из детей, которым попадались в руки книги или статьи Винни, благодарили ее в ответ в письмах.

— М-мэри… Мэлони.

Ясно, что это не настоящее имя девочки, но Винни все равно записывает.

— Ну, начинай.

«Мэри Мэлони» наклоняется поближе к Винни и хрипло шепчет:

Розочку на платье приколи мне, мать.
Два негритосика меня хотят поймать.
Оба слепые, меня им не догнать,
Розочку на платье приколи мне, мать.