Иностранный легион

«27 августа 1919 г. Дорогой коллега! Вчера получил Ваше письмо, в котором Вы сообщаете, что за нами в Легион послан запрос. Увы, до сих пор еще нет никаких запросов, несмотря на то что со дня Вашего отъезда прошло около 3 недель. Меня, Барынина, Ишатова и Капустина перевели в учебную команду, где служится «не с медком». Все наши помыслы направлены в Париж, это наша заветная мечта. О, когда она исполнится! Счастье кажется близко и далеко. Близко тогда, когда мы получим от Вас весточку с радостной новостью по поводу нашего скорого освобождения, а далеким — после Вашего продолжительного молчания. Сообщаю Вам последнюю новость, только что полученную: полковник Казанжи и подпоручик Мацарский сегодня врачебной комиссией признаны негодными к службе и через дней 4–5 выедут в Париж. Наши послали Вам телеграмму с извещением о том, что никакого запроса в полк не поступало, просят передать ее адмиралу Колчаку. Вы, со своей стороны, поторопите адмирала, т. к. страдания наши становятся с каждым днем все невыносимее. Когда мы уже дождемся минуты быть в Вашем кругу? Сейчас сижу в классе на этой проклятой теории, смотрю в книгу и «вижу фигу». Наша братия решила совсем не зубрить теорию в надежде на скорое освобождение. Пишите письма почаще и пообстоятельнее. Жму всем руку. Всем шлем горячий привет и наилучшие пожелания. Нас не пускают в город, т. к. все время занимаемся теорией и пока не знаем ни черта. Ваш подпоручик Марковников».

«4 сентября 1919 г. Милостивый государь Бурцев! Простите великодушно, что осмелился Вам написать. Я решил обратиться к Вам, как к человеку, имеющему влияние во французских правящих кругах. Из-за большевизма я был вынужден покинуть Одессу и поступить «добровольно» в ряды французской армии. До прибытия в Африку я не знал, что буду служить в Иностранном легионе, и вообще не знал, что таковой собой представляет. Оказалось, что в Легионе служат преступники, которым французское правительство дает убежище в своих иностранных легионах. Не поддается никакому описанию отношение местных начальников по отношению ко мне и многим другим русским, которые с ними столкнулись в один из дней в Одессе. Нас заставляют исполнять самые тяжелые работы в течение всего светлого времени, особенно за 7 дневных часов. Роем ямы, долбим их киркой и лопатой. Работы начинаются с утра и длятся без перерыва 4 часа, и мы трудимся, не разгибая спины. В противном случае немилосердно наказывают. Выкачиваем воду из колодцев, выделываем кирпичи, каждый по 3–4 пуда. Вынимаем также камни из оврагов и разбиваем их. Эти работы мы выполняем вместе с дисциплинарными батальонами, где находятся осужденные до 20 лет каторжных работ. Никакой разницы между нами, честными русскими гражданами, бежавшими от большевиков и по несчастью попавшими в Легион и всевозможным рядом иных элементов, которые, совершив преступление, нашли свое спасение в Легионе, нет. Число русских только здесь, в Коломбошаре, насчитывает 26 человек. Вы, господин Бурцев, как старый борец за свободу и правду, должны обратить Ваше благосклонное внимание на нас, страдальцев, находящихся на чужбине. Я верю в Вашу силу, и я убежден, что Вы можете произвести некоторое влияние в отношении нашего освобождения. Несколько дней тому назад, сообща со своими друзьями по несчастью, я отправил прошение на имя русского посла во Франции, с подписями 26 человек, с просьбой отправить нас в армию адмирала Колчака или генерала Деникина для совместной борьбы с большевизмом. Смею надеяться, что Вы не оставите мое письмо без Вашего доброго внимания, за что заранее выражаю Вам свою глубокую благодарность от себя и остальных 25 страдальцев, жертв большевизма. Покорнейше Вас прошу подтвердить мне о получении моего письма. С почтением, Разумовский, родственник знаменитых аристократов Разумовских. Я племянник знаменитого в Париже гравера и скульптора Феликса Разумовского. P.S. Служим мы в Легионе с 31 марта 1919 г. со дня оставления Одессы французами. Я — коллежский асессор, служивший на Румынском фронте при штабе 9- й армии».