Иностранный легион

Через несколько дней, накануне смены, Лум-Лум попросился в ночную разведку. Он вернулся с большой охапкой полевых маков. Маки росли вплотную у немецкой линии.

— Это для твоей красотки? — спрашивали все во взводе.

— Лум-Лум женится, ребята!

— Мальчик или девочка? — посыпалось со всех сторон.

— Ты разживись табаку, Самовар, — сказал мне Лум-Лум, — а я вот им цветы отдам.

Я не понимал, в чем дело. Он буркнул:

— К циркачам-то пойдем? А? Неловко с пустыми руками…

Мы стали ходить к циркачам часто. Лум-Лум сделался у них своим человеком. Особенно близко сошелся он с безногим.

Однажды с нами пошел Бейлин.

— Вы говорите, там есть пианино? Идем!

Едва войдя в дом, он сел за инструмент и стал играть Бетховена.

Слепец сидел неподвижно. Он слегка поднял голову и вытянул вперед левую руку, как бы боясь упасть. Он точно нащупывал дорогу в испугавшей его грозе.

Игра Бейлина подействовала на всех Лорано. Мать закрыла лицо руками. Отец, насупившись, крутил усы, а безногий застыл, положив голову на руки.

Бейлин, захлопнув крышку пианино, встал и, не оборачиваясь, ни на кого не глядя, как лунатик, направился к двери. Мы опомнились, когда он был уже у ворот.

Бейлин не слышал, как я объяснял ему, что невежливо так уходить.

— Надо его извинить, — сказал я, — он недавно вернулся из госпиталя после тяжелой контузии.

Вечером Лум-Лум ругал Бейлина.

— Ну чего мне там было оставаться? — хмуро объяснил тот. — Я не люблю инвалидов! Насмотрелся в госпитале, хватит! Посоветуйте ему, этому вашему наезднику, он может выгодно использовать свой зад! Верный путь к богатству!

— Что ты имеешь в виду?

— Он собирается сбрасывать свои ноги на полном скаку и оставаться как есть сейчас, с одним задом и медалью?

— Ну и что?

— Так вот пусть у него на заду будет написано: «Фабрика протезов Жана Дюрана. Лучшие ноги! Все носят ноги Жана Дюрана! Легко! Прочно! Не боятся ревматизма!»

— Неплохо придумано! — сказал я.

— Жан Дюран хорошо заплатит ему за это! — продолжал Бейлин. — Конкуренты будут беситься! Они начнут набивать цену! Пусть только не продешевит!

Бейлин смеялся, но что-то было щемящее в его смехе.

— Пусть не продешевит! Теперь протезные фабриканты здорово наживаются! Ох, воображаю, и контрактик можно подписать! И держать фабриканта в страхе: «Если вы не прибавите, я сдам свой зад другой фирме!» Фабрикант взбесится! Он заплатит за рекламу в сто раз больше, чем цирк платит всем своим артистам. Подскажи ему это, твоему гусару. И родителям. Они будут довольны.

Лум-Лум насупился и стал беспокойно пыхтеть трубкой.

— Это верно! — бормотал он. — Это верно! Немало есть таких крабов, которые наживаются на солдатском горе.

Он помолчал, точно с трудом соображая что-то.

— Простой расчет: чем больше ног оторвано, тем больше ног продано! Есть такие, которым выгодно кричать: «Да здравствует война!» Для них это вроде как «Да здравствует торговля!» А? Самовар, объясни!

Лум-Лум был мрачен. Он с испугом встречал мысли, которые никогда раньше не забредали к нему в голову.

3

Усача и мадам Лорано не было дома.

— Они поехали в Реймс, — сообщил мне Жильбер. — По секрету от Марселя скажу вам, мсье: они имеют в виду сделать ему сюрприз: сегодня должны быть готовы его ноги. Но, мсье, если бы вы знали, как папа и мама хотят. вас видеть… Вы давно не были у нас… А тут ваш товарищ, мсье Лум-Лум…

Слепец осекся.

— Лум-Лум? Что Лум-Лум?

Жильбер был смущен.

— Понимаете, он стал ходить к Марселю ежедневно и говорить ему такие вещи, каких ни один добрый француз и слушать не должен. Особенно герой.

— Что же это он ему говорит?

— Он все смеется над ним. «Ты должен написать что-то, — я уж не помню, мсье, что именно, — у себя на заду и требовать деньги с фабриканта ног. Потому что война, — он говорит, — это коммерция. Чем больше настоящих ног оторвано, тем больше деревянных ног продано! Тем лучше для торговцев и фабрикантов». Что-то в этом роде…

— А Марсель что говорит?

— Марсель? Марсель сделался мрачен, как ночь. Вчера папа сказал Лум-Луму: «Не забывайте, мсье, что фабриканты и торговцы тоже французы». А мсье Лум- Лум ему прямо так и выпалил: «Вот им-то и надо рубить головы». Тогда мама говорит: «Видно, вы не католик». А он отвечает: «Я католик и солдат. Но когда я поймаю того верблюда, который наживается на солдатских ногах, я ему очищу желудок штыком». Так и сказал! Клянусь вам! Главное, Марсель слушает весь этот срам, и у него портится настроение. Он уже три дня не репетирует. Вот, посмотрите на них. Они под окном…

Безногий и Лум-Лум сидели на земле, обнявшись. Оба были навеселе. Вокруг валялись порожние бутылки.

— В Германии, — трубил Лум-Лум калеке в самое ухо, — в Германии, ты думаешь, мало таких ребят, как ты, которые тоже ходят на руках?

— Так им и надо! Все немцы сволочи!

— Они прекрасные солдаты! — настаивал Лум-Лум.

— Вранье! Отставить! — орал безногий.

— Как это отставить? — внезапно рассердился Лум- Лум. — Ты какое право имеешь так говорить про солдата? Солдаты все из одного мяса сделаны. Солдат солдату не враг.

— Слышите, слышите, мсье Самовар? — задыхаясь от волнения, говорил слепой. — Слышите?