К черепу приставлен пистолет, а я думаю о снеге, о снеге везде вокруг. И ни одной живой души. Я как Банитчи. Просто не впускаю никого.
Хватит. Кончай.
Не понимаю. Гири мертвый. Просто упали бомбы и расшвыряли его брызгами по всему холму, а я не понимаю, почему, это бессмысленно, почему бомба падает на одного человека, а не на другого? Бомбам безразлично. Наверное, для наших врагов убить меня - так же хорошо, как захватить.
А Сенеди говорил не так.
В голове начинается гул, как море в раковине, болит там, где ударил Сенеди, и там, где ударила Чжейго, сливается в одну общую боль, от которой я начинаю понимать, где я.
В своих апартаментах, перед тем как принесли записку от Сенеди... Чжейго перед уходом сказала: "Я никогда не предам вас, нади Брен".
Я никогда не предам вас...
XIV
Нет, чувствовал он себя никак не хорошо - в глазах стреляло, пронзительная боль проскакивала от локтя до самого желудка, и ещё в двух-трех местах болело, и каждая болячка спешила о себе напомнить. Дождь после очередного удара грома превратился в форменный потоп, потом притих, оставив летящие по ветру брызги, потом сгустился в туман, такой плотный, что дышать уже приходилось не воздухом, а туманом. Небо, пока его не скрыл туман, было бурлящим и серым - а метчейти тем временем неслись ровным длинным шагом одна за другой, Бабс вел колонну через темные в эту дождливую погоду теснины, вдоль зарослей по берегам ручьев, где кусты "железного сердца" выставляли поперек тропы перистые листья и обрызгивали водой головы и шеи всадников.
Но среди бегущих первыми метчейти теперь уже не было прежней борьбы за место после вожака. И похоже, дело вообще не в нраве Нохады. Никто из них не лез в драку - то ли Илисиди дала какую-то команду через Бабса, то ли каким-то образом, после бомб и долгих трудов под холодным дождем, даже метчейти поняли, что надо спешить. По наново установившемуся порядку Нохада шла четвертой в колонне - третьим скакал один из охранников Илисиди.
Раз-два, три-четыре, равномерно, как сердцебиение, темп-темп, темп-темп...
Никогда не предам вас. Дьявол.
Еще чаю? - спросил Сенеди.
И отправил в подвал.
Глаза Брена слезились от пульсирующих толчков в черепе и от хлещущего в лицо ветра, а желание схватить Сенеди за волосы и колотить головой о камень все нарастало и нарастало, пока не поглотило все остальное - но лишь на время. Это не даст ответа на твои вопросы и не вернет тебя на Мосфейру.
В лучшем случае ты попадешь в какое-то проклятое место, где у Илисиди есть друзья.
И снова звякнул колокольчик тревоги. Друзья. У атеви нет друзей. У атеви есть ман'тчи, а разве не говорил кто-то - кажется, сам Сенеди, - что у Илисиди нет ман'тчи ни перед кем?
Они не пересекли ни одной дороги, ни разу им не попалась ни телефонная линия, ни поле на косогоре, ни разу не услышали они отдаленного гула мотора, только равномерный топот скачущих метчейти по мокрой земле, да поскрипывание сбруи, да хриплое дыхание - этот ровный ритм гипнотизировал, миля за милей, миля за милей, и все так же все вокруг мокрое от дождя, все одинаковое и монотонное. День убывал, а небо над головой по-прежнему светилось однообразной тусклой серостью. Облака процеживали и рассеивали солнечный свет независимо от высоты солнца над холмами.
В конце концов Илисиди натянула поводья, остановила Бабса на каком-то ровном месте, поморщилась, устроилась удобнее в седле и приказала четверым самым тяжелым мужчинам пересесть на запасных метчейти.
Среди этих четверых был Сенеди - а также Банитчи, который пожаловался и предпочел перевалиться с одной метчейти на другую, не сходя на землю (из остальных так сделал только один) - как будто Банитчи и метчейти не были незнакомы друг с другом.
Осторожно, не зацепи ногу... Ожидая, что это все-таки случится, Брен смотрел, закусив губу, и перевел дух, только когда Банитчи устроился в седле и выпрямился.
Вот тогда он поймал взгляд Чжейго и увидел в нем холодный приказ и полную бесстрастность - и этот взгляд был обращен к нему.
Потому что атевийские и человеческие гормоны сейчас управляют движением машин, сказал он себе, а комок в горле и тупой всплеск эмоций моя реакция на холодное презрение Чжейго - составляют вместе самый верный рецепт бедствия, вернее не придумаешь.
Прекрати, приказал он себе. Делай свою работу. Думай.
Чжейго не подъехала ближе. Колонна метчейти выстроилась в прежнем порядке, и с первыми тряскими шагами Нохады он потерял Чжейго из виду.
Он оглянулся на Банитчи. Тот ехал как и раньше - обхватив руками плечи метчейты, опустив голову; Банитчи мучили сильные боли, а Брен не знал, есть ли у того атеви, которого он счел медиком, что-нибудь, кроме набора первой помощи, - например, болеутоляющие средства, и если есть, давал ли он что-то Банитчи, - но сломанная лодыжка, хоть и в лубках, наверняка распухла, болтаясь без стремени.