Иноземец

Тоби вел абсолютно ординарную и процветающую жизнь, именно такую, какой желала мать себе и своим детям - с вполне восхитительными внуками тут же под рукой. Она была счастлива. Брен не писал и никогда не смог бы написать ей все как есть: "Привет, мама, кто-то пытался застрелить меня в постели. Привет, мама, мне не разрешают улететь отсюда". Нет, он всегда писал: "Привет, мама, у меня все отлично. А как ты? Меня заваливают работой. Очень интересно. Хотел бы иметь возможность рассказать тебе побольше..."

Он взял из гардероба свое простое пальто.

- Не это пальто, - сказал Банитчи. Сам протянул руку и снял с вешалки пальто для аудиенций.

- На совет по космосу? - запротестовал Брен, но тут же понял, что его вызывает к себе Табини, хоть Банитчи не сказал ни слова.

- Совет отложен. - Банитчи встряхнул пальто и подал ему, принимая на себя обязанности новых слуг. - Проблеме пропорций грязевого дефлектора придется подождать как минимум несколько дней.

Брен сунул руки в рукава, выпростал из-под воротника косичку и с глубоким вздохом уложил её на спине. В это прохладное утро тяжесть пальто не показалась ему неприятной.

- Так чего же хочет Табини? - пробормотал он.

Но в комнате находились слуги, и он не ожидал, что Банитчи ответит. Брен, проснувшись, не увидел Чжейго. Потом появился Тано со своим угрюмым напарником - принесли завтрак. Брен не выспался как следует, вот уже вторую ночь подряд. В глазах - словно песку насыпано. И все же надо было выглядеть пристойно и соображать нормально.

- Табини озабочен, - сказал Банитчи. - Потому и отложили совет. Он желает, чтобы вы сегодня во второй половине дня отправились в деревню. Команда службы безопасности проверяет территорию.

- Как, в усадьбе?

- Каждый камешек. Если что-то нужно, Тано и Алгини уложат багаж.

Что спрашивать, и так понятно, что Банитчи не станет отвечать - не сможет ответить ни на один вопрос, раз Табини не позволил ему отвечать... Брен глубоко вздохнул, поправил воротник и посмотрел в зеркало. По глазам видно, как ему хочется спать, - и какая паника нарастает в душе; он понимал, что глаза говорят чистую правду, ибо решение не сообщать на Мосфейру очень быстро становилось необратимым, все уменьшалась возможность передумать, не затевая большого и шумного спора с атеви, - выступить против их деликатных и вежливых маневров (если он правильно ощущал происходящее вокруг) могло бы оказаться неразумным и невыгодным.

Может, это был паралич воли. Может быть, инстинкт, говорящий: "Молчи не выступай против единственного друга, который есть у землян на этой планете".

Пайдхиин заменимы. Мосфейра - нет. Мы не сможем выстоять против целого мира. На этот раз у них есть самолеты. И радары. И все технические ресурсы.

Очень скоро мы им вообще больше не будем нужны.

В комнате у него за спиной открылась дверь и вошла Чжейго - как он предположил, чтобы присмотреть за двумя слугами; пока что он слышал от этих слуг только надоедливые вопросы вроде "Консервы, нади?" и "Чай с сахаром?"

Мони и Тайги давно все знали, им не требовалось приставать к нему на каждом шагу. Брен уже ощущал, как их не хватает. Он боялся, что они не вернутся, что их уже назначили к кому-то другому - хорошо бы, к какому-то солидному, влиятельному, совершенно нормальному атеви. Можно только надеяться, что они не находятся в руках полиции и не подвергаются дотошным допросам и расспросам о нем и о людях вообще.

Банитчи открыл дверь второй раз - им пора было отправляться на аудиенцию - и Брен вышел вместе с Банитчи, чувствуя себя скорее как конвоируемый пленник, чем как объект повышенной официальной заботливости.

* * *

- Айчжи-ма... - Брен отвесил церемониальный поклон, держа руки на коленях.

Табини, только в рубашке и брюках, ещё не в парадной одежде, сидел на солнышке перед открытыми дверьми - дверьми Табини, прорезанными высоко в громадном массиве Бу-чжавида и выходящими не в сад, а к отрытому небу, к спускающимся вниз террасам древних стен и к городу, что раскинулся оторочкой вокруг крепости, к геометрическому рисунку черепичных крыш, оранжево-алое сияние которых было сейчас подернуто и приглушено утренним туманом до тусклой красноты, крыш, соразмеренных и сориентированных в благоприятных сочетаниях одна относительно другой и относительно прочих сооружений города - до самой реки. А дальше, за рекой - горный кряж Бергид, плавающий над туманной дымкой далеко за равниной, - великолепный вид, прохладное, захватывающее дух утро.

Стол был поставлен на свету, наполовину на балконе, лицом к этому пейзажу.

Табини завтракал. Он сделал знак слугам, которые немедленно поставили ещё две чашки и выдвинули для гостей два стула.

Следовательно, обстановка будет неофициальная. Они с Банитчи заняли предложенные места, лицом к ограждению балкона, за которым раскинулись тускло-красные сейчас черепичные крыши города и голубоватый силуэт Бергида вдали.

- Я надеюсь, повторения инцидента не произошло, - сказал Табини.

- Нет, айчжи-ма, - ответил Банитчи, накладывая сахар в чашку.