Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

На службе у польского короля оказались также Иоганн Таубе и Элерт Крузе, сбежавшие к Баторию после того, как провалилась их затея с Ливонским королевством, — королю Магнусу так и не удалось утвердиться на престоле. Следуя их примеру, сам Магнус тоже попытался договориться с королем. Его тайные сношения с Баторием были обнаружены русскими, и в 1577 году войска по приказу Ивана Грозного взяли город Верден, в котором располагалась ставка «ливонского короля». Магнус попал в плен к своему былому союзнику и сюзерену, но славившийся мстительностью царь Иван отчего-то именно к датскому принцу проявил снисходительность. Трудно объяснить, что повлияло на решение царя Ивана, но принца, можно считать, лишь слегка пожурили. Правда, его понудили сложить с себя титул короля, что он сделал чрезвычайно легко. С той же легкостью он расставался с деньгами, замками и прочим имуществом. Принц был известный гуляка, имел несколько побочных детей, к которым проявлял несоразмерную щедрость, мало думая о будущем. Политические и военные неудачи, разгульная жизнь и неумеренное чадолюбие совершенно его разорили, и, когда он в 1583 году умер, его вдове и дочери не осталось ничего.

Но нищета, с которой столкнулась Мария Владимировна, выглядела только половиной беды; главной проблемой ее жизни была кровь Старицких, которая текла в ее жилах. Род князей Старицких велся от князя Ивана Калиты — значит, она могла претендовать на трон; из-за этого семья подверглась царской опале и истреблению.

Это обстоятельство превратило Марию Владимировну в фигуру политической игры, вокруг нее дивным кружевом заплелись интриги сразу нескольких дворов, полагавших извлечь пользу, проведя на русский престол «свою царицу». Первый ход в этой игре сделал польский король Стефан Баторий, который, узнав о смерти Магнуса, послал его вдове письмо с соболезнованиями, в котором ей советовал довериться своему посланнику Станиславу Костке и ехать с ним в Ригу. На содержание Марии Владимировны и ее дочери польская казна выделила небольшую сумму денег.

Ситуация обострилась, когда в 1584 году умер царь Иван и на трон сел Федор Иванович, от которого вскоре в Ригу пожаловал посланец — английский посол Джером Горсей, который добился разрешения встретиться с Марией Владимировной. Оценив опытным взором положение, в котором он застал вдовствующую королеву, Горсей сумел добиться ее благосклонности. Поговаривают даже, что между Марией Владимировной, коей в ту пору едва сравнялось 25 лет, и обольстительным мистером Джеромом вспыхнул страстный роман. Еще ей приписывали связь с королем Стефаном Баторием и другими знатными персонами Речи Посполитой. Точно же известно, что Горсей уговаривал ее вернуться в Москву, убеждая, что царь Федор Иванович будет содержать не в скудости, как она живет в Риге, а как подобает персоне ее происхождения и звания. Королева высказывала опасение, не заточат ли ее в монастырь? Но англичанин умел быть убедительным и уговорил-таки Марию Владимировну ехать на родину. Согласно версии Горсея, вдову Магнуса ловко выкрали из замка, провезли через всю Ливонию к побережью, усадили на английский корабль, который доставил ее к устью Невы, потом по рекам и тайным дорогам доставили в Новгород, а оттуда уже в Москву. Впрочем, у этой истории есть варианты, и каждый вправе выбирать более подходящий, но факт остается фактом — тайно покинув Ригу, Мария Владимировна оказалась в родном городе, из которого ее увезли совсем девчонкой, чтобы выдать замуж за ливонского короля. В этом городе грозный царь истребил ее семью, отравив ядом отца, мать, сестер и братьев. Теперь на троне сидел сын этого царя, который сулил ей полнейшее благоденствие.

Поначалу ее и впрямь приняли по-царски, но минуло лишь два года, как ситуация резко поменялась и произошло именно то, чего так боялась Мария: ее саму и дочь поместили в монастырь. Вернувшийся из Англии Горсей, узнав о такой перемене в судьбе той, которой он гарантировал процветание и неприкосновенность, в своих записках отмечал: «Очень угодил этой услугой русским, но сильно раскаиваюсь в содеянном».