Инсайдер

Шаваш, полуобернувшись к окну, взмахнул бокалом. За окном, в свете заходящего солнца, сверкала зелень густых садов и ровные квадраты рисовых полей. Бесенята слоновой кости плясали над окном и ехидно улыбались чиновнику. Бемиш заметил, что его собеседник пьян, — не так, как на вейских пирушках, когда к исходу ночи все стоят на четвереньках, но значительно больше, чем полагается при деловых переговорах землян.

— Эта планета, — сказал Шаваш, — планета безумных возможностей. Здесь — самые нетронутые недра во всей Галактике. Здесь есть рабочая сила. Но здесь нет денег.

Шаваш резко обернулся.

— И эти деньги привезете вы, Теренс. Сколько вы можете собрать в свои фонды?

Бемиш подумал.

— Пятьсот миллионов. В первый год. Дальше зависит от прибылей фонда.

— Вы будете продавать то, что я скажу, и покупать то, что я скажу. В первый год ваша прибыль составит семьсот миллионов. На самом деле ваша прибыль составит миллиард. Но триста миллионов вы отдадите мне. Вы меня понимаете?

Бемиш помолчал.

— За такие вещи сажают в тюрьму.

Шаваш наклонился над землянином.

— Ошибаетесь, Теренс. За такие вещи сажают в тюрьму на Земле. На Вее за такие вещи рубят голову.

— И вам не жалко рисковать головой из-за денег? Светлое лицо замминистра, с безумными золотистыми глазами и вздернутыми уголками бровей, приблизилось вплотную к землянину.

— А вот тут вы ничего не поняли, Теренс. Мне нужны не деньги. Мне нужно превратить эту страну во что-то порядочное. А это возможно, только если я буду самым богатым чиновником в этой стране. Вот для этого — мне нужны деньги. Огромные деньги. Деньги, которых в этой стране нет. Но эти деньги есть в Галактике, и вы, Теренс, приведете эти деньги из Галактики сюда.

* * *

Словом, прием удался на славу, если бы не происшествие в самом конце. Была уже полночь, близилось время, когда мужчины захотят поразвлечься, и несколько жен крупных чиновников, по обычаю, поспешили откланяться и исчезнуть, и в храмовых беседках уже послышался женский смех. Бемиш и Тревис шли по садовой дорожке под опадающими лепестками вишни, мимо скорчившихся в темноте богов. Они уже обо всем переговорили и теперь просто молча наслаждались черной и терпкой ночью, пересыпанной ароматом ночных цветов и далеким пением дорогих шлюх.

Дорожка привела их к небольшому пруду, на берегу которого стоял мраморный бог в парчовом кафтане.

— А вот Шаваш, — проговорил Тревис, — но мы, кажется, не вовремя.

Шаваш полусидел под статуей бога и тискал какую-то девицу для катанья верхом. Что-то насторожило Бемиша, и он остановился.

— Пойдем отсюда, — одернул его Тревис.

Внезапно в руке женщины что-то блеснуло.

— Теренс!

Бемиш не помнил, как он бросился через полянку. Он помнил только голос Идари и кинжал в ее руках. В следующую секунду Бемиш оттащил чиновника в сторону. Рыбья чешуя кинжала распорола воздух в том месте, где только что сидел Шаваш. Идари вскочила на ноги, гибкая и проворная, как ящерица-песчанка.

От Шаваша несло коньяком и пальмовым вином — убийственное сочетание. Он был в стельку пьян — куда пьяней, чем час назад в башенке.

— Ты что? — ощерился чиновник.

Бемиш молча, без замаха, съездил его в челюсть. Чиновник закрыл глаза и упал на землю. Тревис, бледный как смерть, подбежал к Бемишу.

— Плакал ваш фонд, — пробормотал Тревис.

— Он ничего не вспомнит, — возразил Бемиш.

— Надеюсь, что вы тоже ничего не вспомните, — сказала Идари.

Сердце Бемиша прыгало, как мышь в кувшине.

— Вас проводить? — спросил он Идари.

Но женщина лишь чуть-чуть покачала головой и спустя мгновенье пропала меж кустов. Кинжал еще раньше исчез в складке пышного рукава. Шаваш что-то замычал, потом перекатился на спину и принялся похрапывать.

— Бить-то его надо было зачем? — рассердился Тревис. — Она что, ваша любовница?

Бемиш в бешенстве обернулся. Тревис попятился.

— Просто забудьте эту поляну, — пробормотал наконец Бемиш, — а то у всех нас будет куча неприятностей.

Они уже подходили к дому, когда угрюмо молчавший весь путь Бемиш неожиданно сказал:

— Если и будет в империи гражданская война, то она случится из-за этой женщины.

* * *

Наутро после приема кое-кто из гостей подписал договор о намерениях в смысле создания вместе с Шавашем и Бемишем нескольких совместных предприятий, связанных большею частью с экспортно-импортными операциями. Вейские пошлины были довольно-таки высоки, но Шаваш дал понять присутствующим, что пошлины вряд ли придется платить.

Чиновник был бледен после вчерашней пьянки, и под скулой его цвел здоровеннейший синяк, искусно замаскированный разными притираниями. Бемиш недолго терзался вопросом, помнит ли чиновник о том, кто его так угостил. По возвращении в комнату он обнаружил там подарочную корзинку, полную мягких сиреневых смокв, и записку Шаваша. «Как видите, я умею быть благодарным — писал каллиграфическим почерком Шаваш, — вы мне одну смокву, а я вам сто». «Смоквой» по-вейски назывался синяк.

* * *

А на следующий день после того, как инвесторы уехали, Бемиш, возвращавшийся на виллу, был остановлен небольшой толпой крестьян.

— В чем дело? — спросил Бемиш.

Из толпы выступил высокий босой старик.