Инсбрукская волчица. Книга первая

Я подбежала к дежурной со своей кружкой и ложкой. Та молча налила мне супа, сунула хлеб, и через секунду дверь камеры вновь заперли. Анна уже пристроилась за столом и я уселась напротив нее. На мой вкус рассольник оказался не так уж плох, и никакого запаха керосина я не ощутила. После тех помоев, которыми меня потчевали в следственной тюрьме, его можно было назвать замечательным. И хлеб был достаточно свежим. Я, давно не видевшая ничего кроме заплесневелых корок, с жадностью отхватывала зубами огромные куски, и торопливо прихлебывала суп.

Я опустошила свою кружку почти мгновенно, принялась за хлеб, и тут Анна предупредила:

– Крошки не бросай – крысы заведутся.

– Крысы? – рассмеялась я. ─ По-моему, они тут уже есть…

– Станет больше, – подмигнула сокамерница. – Тут одну крыса уже покусала. Девчонку месяц лихорадило так, что еле передвигалась. А лечить ее особо никто не собирался. В общем… похоронили вчера. Забрать её было некому, поэтому закопали здесь, на заднем дворе. Видела?

– Там что, кладбище?

– Оно самое. От людей лишь таблички остались. Если некому похоронить по-человечески, то хоп – и всё, закопали! Даже после смерти будешь гнить здесь. Я думаю, если похоронят в тюрьме, это куда страшней, чем на воле.

– Почему?

– Знаешь ведь, когда тело зарывают в земле, душа оживает. Если эти застенки не отпустят меня даже после смерти, моя душа не обретёт покоя. Я очень не хочу остаться здесь, когда умру. Думаю, по сравнению со стенами тюрьмы, котлы ада – просто ерунда!

– Ты что, веришь в загробную жизнь?

– Конечно, – рьяно кивнула Анна. – Так бы хотелось, чтобы после того, как я гикнусь, моё тело кто-нибудь забрал. … Но кто же это сделает? Родителей у меня нет. Они живы, но я для них давно не существую, да и они для меня тоже. Им легче думать, что у них нет дочери, чем принять то, что их дочь – убийца. Хотя я и раньше их не слишком волновала, всю жизнь они были заняты собственными проблемами. Когда надо мной издевались в школе, им было всё равно. Знаешь, иногда я думала, что сиротой быть лучше, настолько одинокой себя чувствовала. По бумагам были родители, а на самом деле – нет. Только дедушка. Пожалуй, единственный человек, который относился ко мне внимательно. Но дедушка умер, когда мне было девять лет, и я осталась сиротой при живых родителях. Представляешь, каково это?

Я пожала плечами:

– Мои родители тоже умерли. Меня растили старшие братья и сестра

– Везёт, – вздохнула Анна. – У меня ни братьев, ни сестер.

Далее она принялась рассуждать о загробной жизни, о людях, окружавших ее, и о том, чего ждать на том свете, и о том, что ждать на том свете, если оплакивать её будет некому. Похоже, выйти из тюрьмы Анна не надеялась. А еще она призналась, что уже пыталась покончить с собой, вскрыв вены осколком стекла, но тогда охранники подоспели. Мне стало понятно, что за повязка у неё на запястье.

– Кровь хлестала фонтаном!.. У-у-у, сколько её было… Кажется, весь тюфяк пропитался, на нары протекло… Сколько её тут было…

Анна захохотала, как припадочная, приговаривая: «Кровь, кровь», и даже стучала кулаком по крышке стола.

Неизвестно, сколько бы она билась в истерике, но тут за дверью камеры вырос надзиратель:

– Будешь так шуметь, Зигель – отправлю в карцер!

– Отвали! – злобно бросила Анна в его сторону.

– Ох, ну до чего ты мне надоела!

– А ты мне! – буркнула Анна и, подождав, когда надзиратель удалится, проговорила презрительно:

– Фу-ты ну-ты, шумно ему показалось! Забыл, с кем имеет дело, молокосос!

Я пожала плечами.

– А чего им тебя бояться, здесь, в тюрьме?

– Ага, только к ним сунешься ─ сразу за наганы хватаются. Куда уж мне, несчастной каторжнице, с заточкой на них переть… – с этими словами Анна ловко вытащила из рукава внушительную заточку и похвасталась: ─ Крепкая, острая. Хочешь – на охоту ходи, хочешь – ружьё заряжай.

– Ты что, сама ее сделала? – с интересом спросила я.

– А кто, по-твоему, – с самодовольством ответила Анна. – Погляди, что у меня еще есть!

С этими словами она вытащила из-за пазухи духовое ружьё, которое соорудила из газет. А после достала из-под стелек своих непомерных башмаков несколько коротких деревянных стрел.

Мне было интересно, успела ли она уже применить это оружие против кого-то? А может, оно ей было нужно, чтобы проверить «колючку», по ней иногда пускают электрический ток. Вдруг она готовит побег? Вполне может быть.

– Анна… – все-таки решилась я спросить, ─, а как тогда все случилось?..

Зигель вмиг изменилась в лице, мне даже показалось, что в её застывших глазах промелькнуло что-то живое. Я давно заметила, что люди замкнутые и необщительные остаются закрытыми до тех пор, пока не почувствуют к себе живой интерес со стороны. Может, Анна еще способна раскаяться в том, что сотворила? Из-за нее погибли сорок три человека. Она думает, что кое-кто из них это заслужил, но ведь там были и люди, ни в чем перед ней не виноватые?

Тонкие бескровные губы Анны исказились в злой усмешке: