Инсбрукская волчица

Так как я идти категорически не могла, она продолжала тащить меня на себе в тесном коридоре, расталкивая в дыму других заключённых. Наконец, мы плотной толпой вывалились во двор, и я смогла относительно нормально дышать.

Левая сторона здания нашей тюрьмы пылала. Огромные ярко-алые языки пламени, сопровождаемые чёрными клубами дыма, поднимались в темнеющее летнее небо.

Солдат на вышках не было.За нами никто не следил. Весь персонал тюрьмы бестолково носился вокруг очага возгорания, поливая огонь из вёдер водой, но от этого он как будто бы разгорался ещё больше.

Анна опустила меня на землю, и я свалилась, как мешок с мукой, продолжая кашлять.

Огонь охватил уже и вторую половину здания. Первая же, состоявшая из сараев и административного корпуса, прогорела насквозь, крыша обвалилась, а мерцающие в огне стены казались прозрачными. Постепенно они также обваливались, и при желании, мы все могли броситься в этот обугленный проём врассыпную, однако ни у кого, почему-то, не возникало такого желания, хотя рисковали мы только слегка обжечь ноги. Перепуганные заключённые искали своих знакомых, раздавались самые невероятные версии причины возникновения пожара. Часть женщин, как я потом узнала, спасти не удалось. Случилось всё из-за одной несчастной самокрутки Андраша, которую он нечаянно уронил на кучу старых тюфяков, не заметив этого.

Только спустя несколько часов нас выстроили и пересчитали. Я с удивлением увидела, что среди всех заключённых не вижу Анны. Где же она? Ведь она, вытащив меня из горящего здания, всё время находилась рядом? Фактически, она спасла мне жизнь!

Тут же начальство, прибывшее из города, отнесло её к погибшим. Я предусмотрительно молчала про то, что Анна вытащила меня из огня, а значит, спаслась и сама, в общей сумятице этого никто не заметил. Остальные женщины занимались только собой и своими ближайшими знакомыми, а Анна же из них ни с кем дружбу не водила, и ею никто не интересовался. Уже потом, будучи переведённой в другую тюрьму, я узнала, что среди обгоревших развалин тюрьмы останков Анны не обнаружили. Меня это очень порадовало. Мне бы не хотелось знать, что она погибла после того, как спасла мою жизнь. Не знаю, сколько мне придётся ещё жить на свете, а кашель всё больше донимает меня. Достать газеты здесь очень сложно.

Однажды мне попалась газета, в которой я увидела статью Флориана Дитриха о взаимоотношениях родителей и детей, и при чтении этой статьи перед моими глазами вновь встала, как живая, Анна Зигель, хотя в тексте её имя не упоминалось ни разу. В статье рассматривались несколько вполне благополучных семей, в которых росли будущие преступники. И причиной того, что дети пошли по дурной дорожке, назывались равнодушие, формализм, и, как ни странно, излишняя религиозность родителей, а также то, что воспитанием детей, в основном, занимаются одни женщины, в то время, как их отцы вынуждены круглыми сутками пропадать на работе. В этой статье я не нашла ничего слишком нового, но я понимала, что для инспектора она является попыткой разобраться в своих собственных ошибках в отношениях со своими детьми. Анна мне настолько подробно в своё время рассказала об инспекторе, что, читая статью, я как будто слышала его чуть насмешливый голос.

А недавно всё-таки мне попался в руки тот выпуск с фотографией Анны на всю страницу. Потом я ещё несколько раз доставала газеты, но в них ничего о ней не было.

С недавних пор страна надолго перестала помещать на первые страницы портреты уголовных преступников, даже таких страшных, как Анна Зигель. Их заменили сводки с фронтов и списки убитых и раненых. Началась Первая мировая война.

Эпилог

Письмо журналиста Вазула Меланьи к Эрику Фенчи

«Здравствуй, дорогой мой Эрик!

Я ознакомился с твоими набросками по делу банды «мясников». Скажу тебе одно: выходит замечательно. Лучше бы, конечно, тебе было бы связаться с Белой Рацем, уж он бы точно полную картину дал.

Что касается истории Анны Зигель. Я, наверное, за книгу о «Волчице» не возьмусь – лучше, чем ты, мне не написать. Но я тебе вышлю все очерки и статьи о ней. Благо материалы и свидетели ещё остались. Потом с удовольствием почитаю твою книгу.

Жди. Вазул»

Из дневника Ингрид Лауэр:

«19 июля 1909