Инсектопедия

Дискурсы о политическом и нравственном упадке легко сливаются воедино. Во главе беспорядков, которые сотрясли Маради в ноябре 2000 года, шли активисты-исламисты, протестовавшие против Международного фестиваля африканской моды – благотворительного фэшн-шоу, которое проводилось при поддержке ООН с участием ведущих дизайнеров из Африки и других частей света. Демонстранты объявляли незамужних женщин проститутками, атаковали их на улицах и в лагере беженцев, в котором ранее укрылись многие беглецы из Нигерии, где исламисты тоже чинили насилие. Мятежники поджигали бордели, бары, киоски букмекеров. Вторгались в жилища христиан и анимистов [343].

Жители Ниамея указывают на признаки перемен в культуре и обычаях: магазины, которые всего пару лет назад не закрывались на время мусульманского намаза, теперь закрываются; в студенческом городе многие девушки и женщины теперь носят покрывала. Маради оказался в авангарде этой запутанной борьбы, в которую вовлечены мусульмане – как мусульмане-«реформисты», так и «традиционные» мусульмане, – евангелические христианы и секулярные нигерцы. Карим сказал мне, что за то время, пока он жил за границей, – с девяностых годов, – Нигер очень изменился. И всё же однажды вечером в гигантском кинотеатре под открытым небом мы остолбенели, когда болливудский гангстерский боевик (кстати, его показывали на хинди, без дубляжа и субтитров) без предупреждения сменился дешевой захолустной порнухой, которую кто-то вставил в этот пиратский DVD. Глубокое, сладострастное безмолвие воцарилось в кинотеатре, где еще несколько минут назад среди зрителей – поголовно мужчин – царило такое же оживление, как и на экране.

Но вскоре сюрреалистический эффект от этой неожиданности выдохся, и мы под черным звездным небом вернулись в гостиницу, пристроившись на заднем сиденье проворного моторикши. Когда мы доехали, Карим сказал мне, что, вопреки происшествию в кинотеатре, будущее теперь принадлежит исламистам. Развитие с международной помощью и эта версия современности дискредитировали себя, страна истерзана конфликтами, никаких альтернативных вариантов на горизонте нет, так что время работает на исламистов. Когда я отвечаю, что я ехал в такую даль не для того, чтобы писать элегию Африке, он приводит цитату, которую приписывает Ленину. От фактов никуда не деться, говорит он.

В январе в Маради такой же мертвый сезон в плане criquets, как и в Ниамее. И всё же, когда мы входим в ворота Большого рынка (Grand Marché), похожие на крепостные врата, мы тут же заводим разговор с приветливым молодым парнем, который помаленьку торгует здесь houara, но по большей части экспортирует их в Нигерию. По его словам, нигерийцы предпочитают насекомых из Маради, потому что знают, что местные фермеры не применяют пестициды. Мы спрашиваем, где он достает насекомых, а он окликает мужчину, который с кем-то болтает в подсобке лавки. Хамиссу – поставщик, заключивший долговременный контракт с хозяином лавки. Он смущенно говорит, что уже десять лет ездит на своем мотоцикле по деревням севернее Маради и скупает просо, bissap (цветы гибискуса) и houara.

Спустя два дня нас становится четверо: Карим, Хамиссу, Бубе (обычно он работает водителем у «Врачей без границ») и я. Мы едем быстро, но осторожно – опасаясь фугасов – за окраину Маради по красной грунтовой дороге, которая идет по прямой линии и потому кажется бесконечной. Хамиссу, во всем белом, закутав лицо в полотняный шарф от пыли, сидит рядом со мной на заднем сиденье.

Поездки по деревням с Хамиссу были настоящим удовольствием. Все радовались его приезду. Его встречали улыбками и воодушевлением. Мужчины вскакивали, чтобы в шутку побороться с ним на руках. По-дружески подсмеивались над его застенчивостью. Свою коммерцию он вел весело, без напряга, тут не было никакой «экономики недоверия».

Утром он повел нас в буш знакомиться с женщинами, собирающими насекомых. Женщины помолились в шесть утра и после этого вышли из деревни; когда спустя четыре часа мы их нагнали, они успели далеко отойти от дома. Они показали нам, как находят houara под невысокими кустами, как тыкают в них просовыми стеблями, ловят их – проворным, уверенным движением одной руки, надламывают задние лапы самым бойким, чтобы не упрыгали, складывают их в полотняные сумки. В сентябре, сказали женщины, они бы каждый день набирали houara килограммами, получали бы от Хамиссу по две-три тысячи КФА и всё равно оставляли бы себе много houara, чтобы поесть. Houara заменяют мясо, сказали они, и мне вспомнился разговор во дворе у Махамана и Антуанетты в Ниамее. Они богаты белками и (в этом они тоже похожи на мясо) не являются каждодневной едой (а еще ими нельзя объедаться, иначе начнется понос и рвота). Они очень вкусны, если поджарить их с солью или истолочь в соус для блюд из проса. В сентябре их так много тут, на полях, что мы приводим с собой детей, чтобы помогали ловить.